Однажды Панин искавший по какой-то надобности сотника и не застав его дома отправился на пушкаревский двор. Привратник признавший боярского сына запустил его в ворота и принял поводья коня. Другой слуга проводил Федьку внутрь, и попросил обождать, пока доложит хозяину о приходе гостя. Пока тот ходил, парень с любопытством осматривался. Федька и раньше бывал у стрелецкого полуголовы и не переставал удивляться как у него все устроено.
Горница где ждал боярский сын была просторной и светлой, а стены ее были завешаны коврами и лубочными картинками. На одну из них и уставился боярский сын. Надо сказать, картинка была весьма занимательной. Изображена на ней была схватка трех человек с целым полчищем ляхов. Один из них был в железных латах с большим двуручным мечем. Второй с саблей, а третий со стрелецким бердышом. Вокруг толпились враги, но видно было, что три витязя одолевают. Надпись в углу картинки гласила: «Государь Иоанн Федорович бьется с Ходкевичем».
Пока Федька глазел на диковинную картинку, дверь отворилась и к нему вышли хозяин, сотник и царский кравчий.
— Что сосед, и ты на сей лубок не налюбуешься? — усмехнулся Вельяминов, — смотри-смотри, может и признаешь кого.
Спохватившийся Федька почтительно поклонился вошедшим, а тот продолжал.
— Эх, Анисим, Анисим! Вот проведает государь, что ты за картинки велишь делать, ужо будет тебе.
Хозяин дома, хитро улыбаясь словам гостя, кликнул жену и та вместе со служанками, стала накрывать на стол.
— Садись с нами Федор Семенович, — обратился к боярскому сыну Пушкарев, — гость в дом — радость в дом!
— Да я, — начал было Панин, но Вельяминов перебил его.
— Садись, садись успеешь еще с сотником своим потолковать. Проголодался поди на службе, так угостись пока угощают.
Тут двери в отворились и в горницу почти вбежали дочки стрелецкого полуголовы в сопровождении какой-то девушки.
— А я тебя знаю, — бесцеремонно заявила младшая, — ты нам снежную бабу лепил!
Федька хотел было ответить что тоже ее знает, но застыл как громом пораженный. Потому что вместе с девочками в горницу вошла Алена Вельяминова.
— Прости братец и ты Анисим Михайлович, — смущенно проговорила она, — никакого сладу с этими разбойницами, особенно с Машей.
— Это ты прости меня боярышня, — кинулась к ним Авдотья, — не обижайся что оставила тебя одну с этими негодницами!
— И вовсе мы не негодницы! — важно заявила в ответ Маша, — мы шли читать учиться на картинках, а они только в этой горнице висят. Государь велел мне чтобы я училась, сказал проверит!
Впрочем, жена Анисима со служанками тут же увели девочек, а Вельяминов улыбнувшись на весь этот переполох проговорил:
— Что же ты Аленушка с соседом не поздороваешься?
— Федя? — удивилась девушка.
— Здравствуй Алена Ивановна, — степенно поклонился справившийся с волнением Федор. — Давно ли прибыли, поздорову ли тетушка?
— Здравствуй, Федор Семенович, — так же степенно отвечала она, — померла тетушка, вскоре как государь уехал. Братец и забрал меня, чтобы одна не оставалась, уже третий день как в Москве. Родные ваши велели кланяться.
— Царство небесное… благодарствую, — невпопад забормотал снова смутившийся парень вслед вышедшей девушке.
Никто впрочем, не обратил на его смущение особого внимания, потому что собравшиеся продолжили свой разговор.
— Сказывал я тебе Никита, — говорил Пушкарев, разливая по стопам из глиняной сулеи вино, — поставь себе терем, дело не великое, а пригодится. Мне то что, только честь таковых гостей принимать. Но ты у нас в бояре метишь, прилично ли тебе с сестрой у меня жить?
— Ничто, — буркнул в ответ царский кравчий, — когда ляхов только выгнали, бывало бояре и дворяне на собор приехавшие у посадских гостили. Вот приедет Катарина Карловна и определим Алену на службу. В эти… как их… камер-фрау, вот.
— В камер-фрау замужние женки служат, — поправил его Корнилий, — а твоей сестре по чину во фрейлины, те девицы.
— Хрен редьки не слаще! — отвечал ему кравчий, поднимая стопку, — давайте выпьем да мне в кремль пора.
Собравшиеся дружно выпили и немного закусив стали расходится.
— Федя, а ты чего меня искал? — Спросил сотник Панина когда они вышли.
— Да, я это… — забормотал парень, начисто забывший, по какой надобности ему был нужен Михальский.
— Феденька, — протянул участливо Корнилий, — я тебя как брата люблю, а потому добром прошу, не смотри так на боярышню Вельяминову. Не будут с того добра!
— Да я понимаю, что ей не ровня, — вздохнул парень.
— Нет, братец, ни черта ты не понимаешь! Ты даже себе представить не можешь насколько не ровня. И поверь мне, нет никакой разницы, приедет Катарина Карловна или нет. — Продолжал немного захмелевший сотник.
— Это почему? — удивился ничего не понявший из этих слов Федор.
— А не почему! — Спохватился, что сболтнул лишнего Корнилий. — Просто судьба такая.
Федька понял что ничего больше не добьется и какое-то время молчал. Потом набравшись духа спросил.
— Корнилий, а кто там на картинке с государем?
— Какой картинке? Ах, на том лубке… а ты присмотрись внимательнее. Может и признаешь.
На другой день Федька вместе с прочими ратниками надзирал за порядком на кулачных боях, проходившими на льду Москва реки. Дома боярскому сыну приходилось участвовать в таких забавах, но оказавшись в столице, он был поражен их размахом. Казалось на игрища пришел народ со всего города. Одни показать удаль молодецкую, другие посмотреть на других. Отдельно на берегу встали возки государя и больших бояр приехавших потешиться забавой. Панин видел что государю вынесли большое кресло и застелили его богатой шубой. Когда царь сел, вокруг него стеною стали рынды, только не с серебряными топориками как на приемах, а с обнаженными саблями. Следом теснились бояре, но близко к государю не пускали никого. Отдельно стоял возок свейского посла также приехавшего полюбопытствовать.
По знаку государя игрища начались. Сначала бойцы показывали свою удаль в поединках один на один. Разбившись на пары, они вставали друг против друга и награждали соперника кулаками, пока один из них не падал. Каждую победу зрители отмечали громкими приветственными криками и радостным улюлюканьем. Царь внимательно следил за бойцами иной раз хлопая в ладоши, показывая что бой ему по нраву, а иной раз посылая особенно угодившему в награду чашу вина. Вскоре из числа бойцов выдвинулся один в богатой красной рубашке побивавший одного за другим всех отважившихся бросить ему вызов. Присмотревшись, Федька с удивлением узнал в нем Бориса Салтыкова. Когда желающих померяться с ним силой не осталось, московского дворянина пропустили к государю, где тот наградил его чашей из своих рук и подарил нарочно приготовленные для такого случая бойцовые голицы. Внимательно смотрящему на все происходящее Панину было хорошо видно как кланяется царю Салтыков и как тот похлопывает его по плечу говоря что-то одобрительное. Затем, должны были сойтись в бою стенка на стенку, но пока удальцы готовились к схватке, государь повелел устроить новую забаву. Служившие у него иноземцы стали показывать свое искусство владения шпагами. Собравшиеся вокруг русские с усмешкой наблюдали за тем, как царские наемники машут железными вертелами, притоптывая при этом. Некоторые отпускали при этом такие шутки, что впору было епитимию накладывать, но немцы как видно не понимали русской речи и лишь улыбались. Наконец один из наиболее разошедшихся зрителей стал делать совсем уж оскорбительные знаки царским солдатам. Тогда командовавший немцами Кароль фон Гершов подошел к шутнику и на довольно сносном русском языке проговорил:
