— Откуда тут твои орлы взялись? — перебиваю я его.
— Ахмет привел, — поясняет он, — его после кулачного поединка Федька послал за Салтыковым следить, вот он и выследил. А как смекнул, что тот затевает, так и отправился за подмогой.
— Салтыковым? — переспрашиваю я удивленно, — а где этот…с личиной?
Ко мне подтаскивают связанного вражеского предводителя и я содрав с него шлем встречаюсь с ненавидящими глазами Бориса Салтыкова.
— Ты что же это затеял, пес смердящий? — Спрашиваю я его почти ласково, — ты на кого хвост поднял?
— Не знал я сразу, что ты сам будешь бойцов награждать, — захрипел он в ответ, — а то бы я тебя еще сегодня днем зарезал. Я и потом всех побил, думал возьму нож и подойду, а ты уехал! Через стольника кафтан передал… все одно тебя убьют, не нынче так завтра… не я так другие…
— Может быть, Боря, может быть, — задумчиво отвечаю я ему, — вот только ты этого уже не увидишь. И смерти легкой не проси, не допросишься. А еще знай, Борис, я ведь тебя не просто так помиловал. Я не хотел, чтобы ты убежал куда-нибудь ненароком. Вот и простил, чтобы ты рядом был. На тебя в разбойном приказе уже столько накопали, что троих на плаху пристроить можно. И я бы пристроил, но тебя одного. А теперь весь твой род через тебя пострадает. Под корень может, и не выведу, но и вотчин и первых мест своих вы лишитесь. И виноват во всем ты Борис!
— Будь ты проклят, чёртов немец…
— Лайся — лайся пес. Только вот скажи мне, как ты прознал, что я здесь сегодня буду?
— Не хитрое дело, — сплюнул кровь Салтыков, — вся Москва ведает, что ты сюда для блуда ездишь. А Никита твой, христопродавец, родную сестру не пожалел и привез ее тебе в наложницы.
Когда Борисов поганый рот произнес все это, на мгновение показалось что вокруг померк свет. Когда ко мне вернулось зрение, я понял что трясу обмякшее тело Салтыкова, а на моих плечах висят Никита, с Климом пытаясь оттащить прочь.
* * *
Император Матвей раздраженно прошелся по своему кабинету, сердито поглядывая на Николо Бриндизи служившего у него прежде советником. Увы с той поры утекло немало воды и уехавший в Рим скромный каноник вернулся оттуда кардиналом выполняющим поручение самого наместника святого Петра. Император и раньше подозревал, что этот скромный итальянец совсем не прост, а уж теперь его показное смирение и вовсе никого не обманывало.
— Как вам это нравится? — неопределенно спросил Матвей, отложив в сторону прочитанную им только что депешу и намеренно избегая титулования.
— Что именно, ваше величество? — кротко спросил папский легат.
— Вы прекрасно знаете, что я об этом чертовом герцоге Мекленбургском Иоганне Альбрехте!
— А что с ним не так?
— А с ним все не так! — Разбушевался обычно спокойный император, — Мы искренне надеялись, что он просто беспутный молодой человек, такой же каким был его покойный отец, и он где-нибудь обязательно сломает себе шею. Но он мало того что не сломал, так он еще женился на сестре этого выскочки шведского короля, чем весьма упрочил свое положение. А тот ко всему пожаловал его титулом Великого герцога! И вы, именно вы, убедили меня в необходимости подтвердить указом это смехотворное пожалование!
— Ну, формально его титул подтвердил ваш покойный брат император Рудольф. К тому же вы прекрасно знаете, ваше величество, что сейчас еще не время ссорится с протестантами вообще и шведами в частности, — не обращая внимания на августейший гнев, меланхолично проговорил кардинал. — Когда же обстоятельства переменятся, то вы всегда можете вспомнить о душевной болезни терзавшей вашего бедного брата и объявить этот указ ничтожным.
— Да я знаю, но мало того что этот молокосос не явился лично подтвердить нам свой оммаж, так он еще отправился в эту дикую Московию и стал там царем! И как доносят наши агенты, московиты вполне могли выбрать своим царем нашего брата Максимилиана, но этот несносный мальчишка вмешался и поломал им всю игру. И теперь мой братец вместо того чтобы управлять этими бородатыми варварами строит козни мне!
— Ваши агенты, ваше величество, вам безбожно лгут. Святому престолу доподлинно известно, что московиты не имели намерения избирать своим царем иностранца.
— Но его же они выбрали!
— Да, но сначала он выиграл для них войну.
— Выиграл войну?
— Именно так, он сражался под Москвой с Ходкевичем. Он переловил добрую половину самозванцев в этой стране и именно ему сдался польский гарнизон в их столице. К тому же став их царем он сделал лучшее, что только было возможно в данной ситуации.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ну, посудите сами, ваше величество. Представьте, что этот энергичный молодой человек вернулся в империю. У него слава выдающегося военачальника, правда не слишком заслуженная, но тем не менее. Он ни в грош не ставит никого в империи и за одно это его могли бы выбрать депутатом от имперского округа. Не говоря о том, что он и так имеет голос в палате князей. И если бы дело пошло и дальше подобным образом, наши протестанты очень скоро получили бы в его лице такого вождя, каким является Мориц Оранский в Голландии. До сих пор вожди реформации в Империи были скорее проповедниками, нежели воинами, но этот юный герцог совсем не таков! Он не стал бы читать проповеди и произносить речи, хотя говорят, он при необходимости бывает весьма красноречив. Нет, он собрал бы армию и одному господу известно куда бы он ее направил. Так что молите бога за московитов избравших его своим царем. Могло ведь случиться так, чтобы его выбрали королем, ну скажем, чехи.
— Вы полагаете это возможным?
— Я не полагаю это невозможным! Это юный герцог человек не предсказуемый, так что пусть он находится как можно дальше.
— Пожалуй, вы правы, ваше преосвященство, — сменил гнев на милость император, — а как вы думаете, возможно ли его привлечь на сторону истинной церкви?
— Трудно сказать, ваше величество, он определенно не фанатик. Во всяком случае, в схизму он перешел совершенно спокойно, как будто переоделся в другую одежду. Правда он несколько недолюбливает католиков, о чем не раз открыто заявлял.
— В чем же причина этой антипатии?
— Костры инквизиции.
— Можно подумать протестанты меньше жгут тех, кого считают еретиками, — фыркнул Матвей.
— Даже больше, ваше величество. Но они не пытались сжечь самого Иоганна Альбрехта, в отличие от святого трибунала.
— Это действительно так?
— Мы произвели на это счет самое тщательное расследование и вынуждены признать, если бы Иоганн Альбрехт тогда не сбежал, то избежать костра ему бы вряд ли удалось.
— Так он действительно колдун и еретик?
— Ну, еретик он не больший чем все лютеране или восточные ортодоксы. А вот что касается колдовства, то единственное в чем его можно уличить, так это в том, что вокруг него часто беременеют женщины. Правда доподлинно известно что с этим он прекрасно справляется и без заклинаний врагу рода человеческого.
