С пушками дела обстоят неважно. Да, еще жив и имеет немало учеников старый мастер Андрей Чохов. Есть довольно внушительный арсенал, или как его называют — наряд различных орудий. В нем огромные затинные пищали, тюфяки, мортиры и внушительные бомбарды, а также масса других орудий, названия которых я и не знаю. Осматривавший их по моему приказу Рутгер Ван Дейк от некоторых из них пришел в совершеннейший восторг, на другие посмотрел с усмешкой, но, в общем и целом, пришел к выводу, что имеется в наличии недурной осадный парк, который было бы не стыдно иметь любому европейскому государству. Но, вот, полевая артиллерия отсутствует как класс и самое главное моим пушечных дел мастерам достаточно сложно объяснить, зачем нужны такие ничтожные, по их мнению, пушки. Можно, конечно, просто приказать, но результат может получиться соответствующий. Пока же царские пушкари готовят модели для отливки и втихомолку бранят бестолковых иноземцев придумывающих разные несуразности вроде конической каморы. Отцы-деды наши такого не делали и жили, так что и нам не к лицу. Именно поэтому я и ищу мастеров на стороне, которые отольют по образцу то, что им велено, не рассуждая при этом. Из того что я заказываю часть пушек на стороне вовсе не следует что литейный двор в Москве останется без работы. Во первых осадных орудий хоть и немало, но совсем не переизбыток. Нужны и большие пушки для пролома стен, и мортиры с бомбардами работать по супостату навесным огнем и бомбы, картечь и ядра к имеющимся орудиям. Это, кстати, тоже дело не быстрое. Во вторых основную часть новых полевых орудий, а также модели по которым будут лить сторонние мастера тоже придется изготовить им.
Пушки должны получиться одинаковые четырехфунтового калибра, на легких лафетах, числом не менее трех десятков. И что самое главное надо получить их как можно скорее, чтобы иметь время на обучение расчетов новой тактике. Если все успеем, то можно не бояться в чистом поле даже хваленую польскую гусарию. Эх, мечты — мечты!
— Государь, а может, возьмешь пушки из монастыря? — отрывает меня от мечтаний голос отца-келаря, — у нас их не мало…
Ну, что же идем смотреть пушки, я вас за язык не тянул. Арсенал, который предъявили мне святые отцы, поразил меня до глубины души. Главным образом размерами, ассортиментом и… бестолковостью. Пушки, гафницы, мортиры, тюфяки и черт его знает что еще (прости господи, что в святом месте!) всех размеров и форм. Медные, бронзовые, железные, возможно даже чугунные, хотя из него, кажется, еще не умеют отливать. Орудия пригодные для перевозки по полю битвы встречаются, но смешного калибра. Ну что это полгривенки! Или гривенка с четвертью!
[14] К тому же часто в таком состоянии что стрелять из них более опасно для собственных пушкарей, а лафеты больше похожи на деревянные колоды с салазками. Кажется, такие называют «собаками».
— Ну вот, преподобные отцы, а сказывали метала у вас нет. Из сего вот хлама и отольете. Деревянную модель вам для образца уже везут, жду от вас по весне семь пушек. Ну, ладно пять! Нет, три никак не возможно, разве что если к каждой пушке по пять десятков ядер и столько же картечей. Ну, вот и договорились.
Провожают меня, едва ли не радостнее чем встречали. Ничего привыкнете. Едва монастырь скрывается из виду стучу вознице чтобы остановил.
— Вельяминов, коня!
— Сей же час, государь, далее куда поедем?
— В Москву, куда же еще?
— Так Вельяминовка рядом, государь, нешто не погостишь?
— Чего я там не видал?
— Как повелишь государь, а то бы поохотились…
— Поохотились, говоришь, а что косолапых в ваших лесах еще не всех переловили?
— Скажешь тоже, царь батюшка, разве же их всех переловишь, медведей — то.
— Ладно, поехали, уговорил языкатый, проживут без меня дума с собором пару дней.
Вельяминов начал раздавать распоряжения, но тут появился Михалкин со своими головорезами в одном из которых я узнал давешнего боярского сына, которого видел на смотре.
— Государь, — начал сотник, — в местах сих сказывают, разбойники озоруют. Не случилось бы беды.
— Откуда знаешь?
— Да вот, Федька Панин толкует, что неподалеку отсюда на них шишы лесные напали, едва отбились.
— А это ты грамотей! — Внимательно вглядываюсь в лицо парня, — это что же у меня за дворяне такие, что на них лесные тати нападают? Однако раз ты передо мной стоишь, значит отбились. Или как?
— Нас всего семеро было государь, — обстоятельно отвечает он, — а их не менее двух десятков. Оно может и худо бы пришлось, да нас отец Мелентий с ратными людьми выручил. Тати услыхали что они скачут, да и разбежались.
— Отец Мелентий говоришь, да еще с ратниками? Ну-ка опиши вьюнош, как сей святой отец выглядит?
— Ну, как выглядит. Ростом высокий, телом крепкий, брода черная, да густая — лопатой. На коне сидит так, будто всю жизнь рати за собой водил.
— И давно ты этого святого человека видел?
— Да как на смотр ехали.
— А потом?
— Более не видал государь!
— Ладно, только если увидишь еще, дай знать сотнику своему.
— Все исполню государь!
Внимательно слушавший наш разговор Вельяминов подзывает Корнилия и шушукается с ним, потом командует:
— Корнилий, ты со своими впереди, а мы с государем следом. Смотреть крепко, дабы не вышло прорухи. А Федьку с парой-тройкой конных пошли вперед в Вельяминовку, пусть готовятся. Если все ладно сделает, пусть и своих проведает. — Потом оборачивается ко мне, — все ли верно говорю царь-батюшка?
— Верно, верно, ты Никита когда говоришь эдак, до того на Анисима похож, что удавить тебя хочется. Поехали уж, а то все разбойники с медведями от тоски передохнут нас не дождавшись.
* * *
В который раз видит Федька знакомый терем, только теперь скрываться ему не надо и он громко стучит рукоятью плети по крепким тесовым воротам.
— Кого там нелегкая принесла? — раздается простуженный голос сторожа.
— Открывай быстрее, известия от боярина Никиты Ивановича привез!
Слуга, как видно разглядел на приезжих знакомые кафтаны и ничего более не спрашивая кинулся отворять ворота. Федька, спешившись, пошел к высокому крыльцу с замирающим от сладкой тоски сердцем. Поднявшись, стуча каблуками, он у двери почти столкнулся с боярышней и застыл как громом пораженный.
— Федя, — недоверчиво протянула она, узнав незадачливого ухажера, — откуда ты взялся?
— Из Москвы Алена Ивановна, известия у меня от брата вашего.
— Вот как, нешто мой брат обычай письма писать завел? Ну, коли так, то давай свою грамоту.
— Нет у меня грамоты, боярышня, просто он на словах велел передать что скоро будет у вас с дорогим гостем и велел все приготовить чтобы с честью встретить.
