Сейчас топливо на трассе есть только у нас. «Стрижи» на пару с региональным «Лидером»
[10], разбавленным с бору по сосенке собранными мобилизованными резервистами, вообще не понятно какой род войск представляющими, кое-как экипированными и так же вооруженными, тут сейчас за все и за всех. Провести и уберечь от разграбления редкие колонны с продовольствием до немногочисленных гуманитарных пунктов, разбросанных вдоль трассы, прикрыть от нападения сами эти пункты, разобраться с бандитами… Бандитизм на дороге вроде только несколько дней как появился, но уже стал не просто проблемой – настоящим бедствием. Всего восемь дней прошло с момента обмена «ядерными любезностями», но отдельным гражданам этих полутора сотен часов вполне хватило для полного перерождения. Или они всегда такими были, просто гниль свою от остальных скрывали талантливо? Стаи отморозков нападают на беженцев. Насилуют, убивают, отбирают последнее. Хотя, казалось бы, что забирать-то? И ведь если бы только криминалитет разбойничал. Вполне себе законопослушные в недавнем прошлом граждане начали в шакальи стаи сбиваться да на таких же, всего лишившихся, беженцев нападать. «Офисный планктон», говорите, «хомячки»? Ну-ну… Не видали вы, похоже, в какую нечисть эти вчерашние «белые воротнички» могут превратиться, едва брюхо от голода подвывать начнет. «Сдохни ты сегодня, а я завтра». Плевать на всех, главное – выжить самому. Страшно, реально страшно, даже мне. Потому что творят эти бывшие люди что-то уже совсем запредельное в своей жестокости и бессмысленности. Ведь все: запретов нет, законов нет, полиция вся как сквозь землю провалилась – делай что хочешь… Кто-то смеялся над популярным еще совсем недавно в Интернете «Грабь, убивай…» и что-то там еще про гусей? Да, тогда было смешно… А теперь даже у таких много повидавших и битых жизнью волкодавов, как я, волосы дыбом встают.
А нас слишком мало, последний раз я нормально спал почти трое суток назад, мы носимся вдоль трассы как угорелые, но все равно вовремя успеваем далеко не всегда. Да и когда успеваем… Нет, понятно, что когда успеваем, то удается кого-то спасти. Ну, при плохом раскладе – за кого-то отомстить… Вот только ощущения при этом все равно поганые. Почему? А каково, по-вашему, расстреливать или вешать обоссавшееся (в самом прямом, физиологическом смысле), воющее от ужаса и размазывающее сопли по не успевшей утратить упитанности роже тридцатилетнее «дитятко»? Которое от большого ума решило, что пришло веселое время и можно поиграть в «Безумного Макса», только не в компьютере, а взаправду? Да еще и на стороне «плохих парней»? Что с таким делать? «Понять и простить»? Так не выйдет, за бандой этих «детишек» уже «хвост» из полудюжины трупов, это не считая ограбленных и изнасилованных… В суд тащить? А где сейчас ближайший работающий суд? Вот и начинается «правосудие прифронтовой полосы», когда застали на месте преступления и там же, не отходя от кассы, и приговорили, и в исполнение привели. «Высшая мера социальной защиты» – правильная формулировка была в советском Уголовном кодексе двадцатых годов. Именно так. Есть твари, представляющие для общества реальную опасность. И их смерть – это не наказание, как казнь стали называть позже. Это именно защита. Люди защищаются от выродков, поставивших себя вне любых законов. Но когда у выродка вот такая пухлощекая, зареванная и измазанная соплями физиономия… Тьфу, мать твою, гнусь какая. Даже стрелять противно. Но вариантов нет. Они никого не жалели.
– Татарин – Рыбаку! Татарин, Татарин – Рыбаку! Как слышишь меня, прием? – хрипло заорал вдруг динамик рации на «торпеде» нашего бронированного «УАЗа».
– На связи Татарин, слышу тебя, Рыбак! Прием.
Связь сейчас – это отдельная песня с припевом. По идее, в каждом нашем автомобиле радиостанция есть, но дальность связи, мягко говоря, скромная. А «плечо», по которому мы мотаемся, ого-го какое. Вот и приходится стараться справляться с возможными проблемами своими силами, вызывая «соседей» только по самой острой необходимости. И то без нездоровой акробатики не обходится. Чтоб докричаться до соседа, который действует километрах в сорока от тебя, нужно, словно дрессированная макака, лезть с антенной и бухтой кабеля на плече по мокрой и скользкой лесенке на верхушку ближайшей вышки сотовой связи или опоры ЛЭП. И, закрепив антенну на самой верхушке, орать оттуда парням, оставшимся у машины, мол, вызывайте. И висеть там, на ледяном ветру, дрожа от сырости и холода, пока те с соседом все-таки свяжутся. То еще удовольствие, скажу я вам.
– Экстренная ситуация, срочно! Общий сбор на точке «восемь». Как принял? Экстренная ситуация, общий сбор на точке «восемь»!
Так, вот тут уже что-то совсем серьезное. Всех нас с самой катастрофы не собирали ни разу. Максимум четыре группы совместными усилиями одну сильно борзую банду гоняли. Что же на этот раз случилось? Так, точка «восемь» – это гуманитарный пункт на повороте на Галич и Чухлому. От нас больше сотни километров, но нам не пешком, так что через пару-тройку часов будем на месте.
– Татарин принял, – отозвался я и повернулся к сидящему за рулем «Хантера» Боровкову: – Игорян, слышал? Погнали к вышке, теперь нам Самсона вызывать…
– Не услышишь тут, пожалуй, – мрачно хмыкает он. – Поехали…
Настрой Боровкова понять можно: сейчас его очередь лезть на сотовую вышку.
Я всегда считал себя резким и серьезным парнем, напугать которого – задачка не из легких. Но не буду врать: сейчас мне страшно. Страшно даже оторвать взгляд от грязных мысков своих ботинок и поднять на нее глаза. Думаю, я тут сейчас такой не один. От услышанного становится зябко шкуре, а волосы, если бы моя голова не была обрита наголо, давно уже стояли бы дыбом. И дело не только в том, что она рассказывала, и даже не в том, как… Еще и вид рассказчицы жути нагонял такой, что сердце сбоило временами.
Вы фильм «Иди и смотри» глядели? Да, тот самый, про сожженную фашистскими карателями вместе с жителями белорусскую деревеньку? В нем еще совсем молодой Алексей Кравченко снимался… Я смог от начала и до конца осилить ровно один раз и пересматривать не могу. Не потому, что фильм плохой, а потому, что не могу. Так вот, помните лицо главного героя в момент, когда фашисты амбар с жителями подожгли? Помните эту застывшую перекошенную маску вместо детского лица? Сейчас перед нами почти то же самое, но только настоящее, без грима. И женское.
Она стоит перед нами в накинутом на плечи тяжелом ватном армейском бушлате и чьих-то берцах на босу ногу. Да, в гуманитарный лагерь она пришла босая. По этой хрустящей под ногами полужидкой ледяной каше. До Чухломы – почти сорок километров, сколько она шла босиком – я не знаю, вряд ли все расстояние, но… Даже пара сотен метров по вот этому босиком – уже пытка. Ей сразу же принесли табурет, но она его словно не заметила и продолжала стоять. По-моему, она вообще плохо осознает, что происходит вокруг, кроме одного: она дошла до тех, кому должна все рассказать. И теперь рассказывает.
