Впереди одна тревога,
И тревога позади…
Посиди со мной немного,
Ради Бога, посиди!
Завтра, может быть, не вспыхнет
Над землей зари костер,
Сердце навсегда утихнет,
Смерть придет — полночный вор…
31 июля 1937 года поэт был арестован по ложному обвинению. После страшных пыток он написал в «собственноручных показаниях»: «…Старое крестьянство, в вершине которого стояло кулачество, перед своей смертью не могло не выслать в культуру своих певцов, апологетов. Такими “бардами” явились Есенин, Клюев и я. Уступая охотно пальму первенства в стихах Клюеву и Есенину, позволю себе мысль: я, пожалуй, как никто в русской литературе, являюсь до последней неповторимой полноты выразителем старорусского кулачества, так называемой “мужицкой стихии”. Коллективизация деревни внушила мне и Клюеву сначала страх, а затем растерянность, переплавляющуюся в острую злобу, которая выражалась у простого деревенского кулака в поджогах и убийствах. А у меня — в восхвалении его (кулака) и в надеждах на переворот, а пока в писании писем к “Астралу”, складывавшихся в самый дальний и темный угол стола…» На самом деле никаких писем к мифическому «Астралу» не было.
Клычков был включен в сталинский расстрельный список от 3 октября 1937 года под номером 23. Список подписали Сталин, Молотов и Каганович. Его расстреляли 8 октября 1937 года
. Писателей и поэтов той поры можно условно разделить на благополучных удачников, которые, по словам Мандельштама, «запроданы рябому черту на три поколения вперед», приспособленцев, существовавших в нескольких лицах, и тех, кто отважился говорить правду о тиране. Чтобы не попасть в число «врагов народа» и быть у «кормушки», удачники и приспособленцы поливали грязью оппозиционеров и призывали к кровавой расправе над ними. В дни московских процессов на страницах «Правды» печатались наскоро состряпанные стихи, которые должны были убедить вождя в незапятнанности и преданности их авторов. Поэт Александр Безыменский писал:
Иудушка Троцкий сидит у стола,
Козлиной тряся бородою.
Он весь изогнулся. Судьба тяжела
И время чревато бедою.
Но долго над списком чужого добра
Торгуется шут пустяковый
За серебряковский кусок серебра,
За стертый пятак Пятакову.
Попробуйте, суньтесь к нам рылом свиным!
Мы с вами о ценах поспорим.
И тут же советским оружьем стальным,
Весьма добросовестно вам объясним
Почем Украина с Приморьем
.
Ему вторил Владимир Лутовской:
Но приходит час, и злая свора
В тишине притонов и квартир.
Предает изменнику и вору
Наш прекрасный, исполинский мир
Мерзостью несет, могильным тленьем:
Разговор зверей в тифозном сне.
А за ними — кровожадной тенью
Троцкий в докторском пенсне.
Делит он долины и заливы,
Воробьем снует у наших карт.
Будь ты проклят, выродок блудливый,
Осломексиканский Бонапарт!
Но «правильные» стихи и речи спасали от гибели не всех «инженеров человеческих душ». По доносу коллеги закончил свой творческий путь на Колыме поэт революции Василий Князев, автор популярного в свое время «Красного Евангелия». А ведь какие страстные и яркие стихи писал:
Мы залпами вызов их встретим —
К стене богатеев и бар —
И градом свинцовым ответим
На каждый их подлый удар…
Клянемся на трупе холодном
Свой грозный свершить приговор —
Отмщенье злодеям народным!
Да здравствует красный террор!
После ареста и суда в заявлении на имя уполномоченного НКВД при пересыльной тюрьме Князев писал:
«Я не контрреволюционер, никогда им не был и не буду, так как органически не способен идти против власти рабочих», «я работал в “Правде” в 12—13 гг. Был насмерть травим всей буржуазной печатью. С Володарским и другими создал “Красную газету”, работал красногвардейцем в Петрограде и уездах в дни кулацких мятежей, Юденича, Кронштадта и пр. и пр.», «мои стихи нравились Ильичу (как сообщает Н.К. Крупская в своих воспоминаниях)… Думаю, что теперь и завтра я был бы полезен Союзу». В заявлении поэт высказывает и просьбу: «Нельзя ли оставить меня в Ленинграде, хоть в тюрьме, хоть в одиночке?.. У меня больное сердце, одышка, неважный желудок и др. Я боюсь, что лагерь меня убьет. Дайте мне остаток моей жизни (5 лет, не больше) писать знойные, обжигающие душу песни. Я докажу, что я не только не враг народа, но предан Октябрьской революции до последнего издыхания!»
В заявлении Князев сообщает также, что перед арестом «работал над романом о смерти тов. Кирова». Не это ли его и погубило? Вслед за поэтом было отправлено предписание: «Спецуказание. Сов. секретно. УНКВД по Дальстрою. При этом следует в ваше распоряжение со спецконвоем з/к Князев Василий Васильевич, состоящий на учете как троцкист, осужденный спецколлегией на 5 лет. Указанный заключенный должен быть использован исключительно на общих физических работах и ни в коем случае, ни в какие другие подразделения без специального наряда УРО переведен быть не может… Содержать в условиях, предусмотренных общелагерным режимом, совместно с находящимися заключенными троцкистами. Под вашу личную ответственность принять все необходимые меры предупредительного характера, исключающие возможность побега».
Князева в морозы погнали по этапу в отдаленный лагерный пункт Мальдяк, за 700 километров северней Магадана. Он умер на тюремном этапе в поселке Атка, в 206 км от Магадана. В его личном деле сохранился акт: «Следуя по этапу из Магаданского пересыльного пункта в ОЛП Мальдяк, з/к Князев Василий Васильевич, № 135075, ст. 58—10, ч. I, срок 5 лет, во время пути следования этапом оставлен в поселке Атка 4.XI.37 г. 10.XI.37 г. скончался в 20 ч. 15 м. Диагноз: порок сердца, декомпенсация III, атеросклероз, обострение ревматизма». И заключительный документ в деле поэта революции: «В/секретно. Начальнику УСВИТЛ НКВД. При этом высылается акт о смерти и дактилоскопический оттиск пальца на умершего з/к Князева В. В»..
Подобная судьба была и у поэта Бориса Петровича Корнилова, на слова которого Д. Шостаковичем была написана песня «Нас утро встречает прохладой». Песня стала одним из символов советской эпохи, но 20 лет она звучала по стране без упоминания имени поэта. Поэт был арестован по доносу и расстрелян 20 февраля 1938 года в Ленинграде по обвинению в написании и распространении «контрреволюционных произведений». В приговоре было сказано: «Корнилов с 1930 г. являлся активным участником антисоветской, троцкистской организации, ставившей своей задачей террористические методы борьбы против руководителей партии и правительства».
Однако были и другие поэты. В ноябре 1933 года поэт Осип Мандельштам написал антисталинское стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны…» («Кремлевский горец»):
