Итак, в основе легенды о Роланде лежит исторический факт — хоть и «второстепенный», но доподлинно известный и не подлежащий сомнению. Возможно, по воле самого Карла Великого почти сразу же началась своеобразная переработка этого материала: военное поражение возвышалось до самоотверженного мученичества, религия нападавших менялась с христианской (какой она в действительности была) на мусульманскую (при этом замалчивался тот факт, что эти нападавшие скорее защищали свою землю от чужого войска). Все это превратило позорное военное поражение в успех политической пропаганды. Последующие три века соперничества христиан и мусульман в Средиземноморье, на Пиренейском полуострове, на Сицилии и, наконец, в Анатолии, Сирии и Палестине только способствовали возвышению разгрома в Ронсевальском ущелье до образца столетнего, а в символической перспективе и вечного, поединка между христианством и исламом. Роланд превратился в святого покровителя этого поединка, почти канонизированного мученика: его образ уподобляется образу Христа в той мере, в какой смерть Роланда была подобием страстей Христовых.
В истории случались эпизоды, которые можно назвать программными для этого длительного противостояния (по этой же причине принявшего, так сказать, хронический характер и чаще всего протекавшего без «обострений»). Одним из таких эпизодов, видимо, была осада Барбастро — учитывая резонанс, который она вызвала в христианском мире. Современные ей события в Италии и Сирии тоже повлияли на складывание тематики chansons de geste. Однако Испания вновь обращалась к давним подвигам Карла — образцового христианского императора, которого обновленная Церковь желала бы видеть на месте тогдашних развращенных властителей, ее врагов. На пути Реконкисты и паломничества в Сантьяго формировались идея, дух, эстетика и риторика того, что потом стало крестовыми походами. Старинная каролингская легенда была переработана и во многом даже видоизменена по отношению к исторической действительности. «Песнь о Роланде» неоднократно, хотя и довольно туманно, ссылается на некий текст — «Древние подвиги» или «Подвиги франков» (неизвестно, относится ли он к поэтическому или повествовательному жанру), — который якобы является ее первоисточником. Однако тут мы, возможно, имеем дело с литературной фальсификацией, предпринятой для того, чтобы описанные события выглядели более достоверными. Большего доверия заслуживают упоминания настоящих святынь, вызывавших такое же благоговение, как мощи св. Иакова — у французских паломников, направлявшихся в Компостелу. Это могила Роланда (а также предполагаемые могилы Оливье и Турпина) в церкви св. Романа в Блэ; это Олифант в церкви св. Северина в Бордо — то есть рог Роланда (tuba eburnea), упомянутый в знаменитом манускрипте XII века «Книга св. Иакова» («Uber Sancti Jacobi», или «Codex calixtinus»), хранящемся в соборе Сантьяго. К сожалению, в ходе гугенотских войн, а затем Французской революции многие из этих ценных свидетельств были уничтожены. Письменное закрепление «Песни о Роланде» говорит о существовании культовых мест, связанных с памятью о героической гибели Роланда: скорее всего, они имеют прямое отношение к устной разработке эпических тем, которые легли в основу именно той редакции поэмы, которую мы знаем.
В своей истории английских королей под названием «Gesta regum Anglorum», написанной примерно в 1125 году, Вильгельм Сомерсетский (Вильгельм Малмсберийский) сообщает нам о том, что в битве при Гастингсе в 1066 году норманнские воины пели некую «кантилену о Роланде». Неизвестно, однако, имеет ли он в виду саму «Песнь о Роланде» или предшествовавшие ей многочисленные устные сочинения, в какой-то мере ставшие для нее образцом и источником. Разница во времени между событиями 1066 года и редакцией «Песни» не позволяет установить точную дату ее создания. Однако можно сказать, что «Песнь о Роланде» по своей сути является современницей первого крестового похода, пусть даже трудно определить, возникла она чуть раньше или чуть позже. Нет сомнений в том, что и поэма, и поход 1096–1099 годах взросли на одной и той же культурной и событийной почве и тесно связаны между собой.
В каком-то смысле «Песнь о Роланде» даже дает нам ключ к пониманию сути крестового похода и мер, принимаемых против сарацин с начала XII века, а также помогает осознать пропагандистскую составляющую этих мер. За семь лет войны Карл подчиняет себе всю Испанию: остается только Сарагоса, правитель которой, Марсилий, отправляет к королю франков своего посла Бьянкардино. Вопрос об отношении к последним остаткам сарацинского господства в Испании и становится причиной спора между сторонниками войны, в первую очередь Роландом, и поборниками мира, к которым относится его отчим Ган. Возникшее между ними соперничество ведет к тому, что Ган, посол Карла в Сарагосе, из ненависти к Роланду убеждает Марсилия взяться за оружие и вместе с ним устраивает засаду в Ронсевальском ущелье: там Роланд погибает как герой-мученик. Карл прибывает слишком поздно, чтобы спасти любимого племянника, однако вовремя, чтобы преследовать обратившихся в бегство сарацин. В этот момент потерпевший поражение Марсилий принимает в Сарагосе послов своего государя, сарацинского эмира Балиганта, который идет на Испанию, чтобы помериться силами со своим главным врагом — императором Карлом (как не вспомнить о призыве правителей испанских эмиратов, обращенном к альморавидскому эмиру?). Битва между этими двумя государями — это в действительности наивысший момент противостояния христианства и язычества. Побеждает Карл; Сарагоса взята, Марсилий погибает, Роланда хоронят в Блэ, и Карл может вернуться в Ахен, где Альда, невеста рыцаря, умрет от горя при известии о смерти возлюбленного, а Гана постигнет справедливая кара.
«Песнь о Роланде» и сочинения, которые предлагались как ее продолжения или дополнения, имели в XII–XVI веках необычайный успех. Вместе с ними стали знаменитыми имена самого Роланда и его верного товарища Оливье, а также многочисленные изображения персонажа по имени Роланд, которые дошли до нас в миниатюрах рукописных поэм каролингского цикла, в скульптурах и витражах.
Бесспорно, изобразительные свидетельства популярности Роланда и его трагической истории весьма многочисленны, хотя в отношении некоторых из них были и остаются сомнения. Помимо нескольких изображений, слишком поспешно или, напротив, с опорой на малонаучную и неохотно принятую традицию признанных изображениями Роланда, к Роланду и Оливье с большой долей вероятности имеют отношение две статуи портала собора в Вероне. В том, что перед нами тот самый знаменитый рыцарь, не остается сомнений благодаря надписи «Дюрандаль», украшающей его меч. Впрочем, то, что вторая скульптура изображает Оливье, уже не так очевидно, и даже по отношению к Роланду остаются вопросы, с каких пор его считают таковым. Другими словами, не исключено, что два воина, охраняющие портал веронского собора, вовсе не являются легендарными рыцарями, и что именно из-за популярности цикла о Роланде на клинке меча была вырезана соответствующая надпись: теперь рыцарь окончательно стал Роландом (хотя существует также мнение, что это Вильгельм Оранский и сарацин Ренуар — герои другого эпического цикла). Внушительная иллюстрация эпопеи о Роланде в напольной мозаике собора в Бриндизи, напротив, не вызывала никаких сомнений: библейские сцены в середине мозаики были окружены каймой шириной в два с половиной метра, на котором были представлены события в Ронсевальском ущелье. К сожалению, два землетрясения в 1743 и 1858 годах совершенно уничтожили напольное изображение, и сегодня мы имеем представление об этих мозаичных сценах только по приблизительным графическим репродукциям.
