И как и в 1305 г., такая попытка добить противника в его же логове успеха торжествующему «победителю» не принесла. Михаил Ярославич Тверской не попытался бежать «в немцы», не попытался отсидеться в своём кремле, наблюдая, как Юрий и Кавгадый «пожгоша всю волость Тверскую и до Волги, и поидоша на другую страну Волги, в той стране то же, хотеша сътворити». Тверской князь вышел из своего города навстречу своей судьбе, шагнув в вечность через кровавый хаос, казалось бы, обычной междукняжеской распри — и не заметил этого. 22 декабря 1317 г. у села Бортенево в 40 верстах от Твери он нанес Юрию полное поражение: новый великий князь бежал в Новгород, его жена и брат Борис Нижегородский попали в плен. Ханскому послу Кавгадыю пришлось пойти на почетную капитуляцию: он «повеле дружине своей стяги поврещи и неволею сам побежа в станы» [Тверской сборник. ПСРЛ. Т. 15, стлб. 37–38; т. 1, вып. 3, стлб. 529], а наутро заключил мир с Михаилом и отправился вместе с ним в Тверь.
Победа казалась полной. Но, во-первых, Юрий Данилович продолжал последовательно претворять в жизнь девиз тверских и московских Рюриковичей того времени: «Не отступать и не сдаваться в разборках». Всего через несколько дней после Бортневской битвы московский князь «…прибежа в Новгород и позва всех новгородцев с собою и идоша с ним весь Новгород и Плесков… и пришедше на Волгу…» [ПСРЛ. Т. 3. С. 96].
Это появление новой сильной армии стало серьезной угрозой для Твери и заставило Михаила согласиться на прекращение боевых действий и передачу почти выигранного спора о великом княжении на суд Узбека.
А во-вторых, где-то зимой 1318 г. в почетном тверском заключении умерла жена Юрия и сестра Узбека Агафья-Кончака. Поклонники теории заговора и московские пропагандисты не спали, и немедленно появилась версия об отравлении Агафьи. Этот несчастный случай резко ухудшил положение обоих противников: и Юрий, и Михаил выглядели теперь косвенными виновниками смерти представительницы дома Чингиза. Однако и Юрий, и Михаил все равно выехали в Орду, причем тверской князь, подчеркивая свои сохраняющиеся претензии на великое княжение, двигался через Переяславль и стольный Владимир. Там, в Орде, и была поставлена точка в долгом споре Михаила Тверского и Юрия Московского: 22 ноября 1318 г. Михаил Ярославич после предъявления обвинений в невыплате дани, сопротивлении ханскому послу и смерти Кончаки был казнен с санкции Узбека.
Эта страшная и славная смерть заново переписала всю жизнь Михаила Ярославича, как будто сообщив новый смысл и его победам, и его поражениям. Образ тверского князя, стремительно ворвавшийся в русскую литературу XIV в., стал ярчайшим напоминанием того, что первым из многочисленных прав государя является право умереть за свою землю и за свой народ:
«Аще азъ где уклонюся, а отчина моя вся в полону избиени будут, а после того умрети же ми есть, то лучши ми есть ныне положити душу свою за многия душа».
Такой пример правителя, способного как отправлять на смерть других «за родную землю», так и положить «живот свой за други своя», очень быстро вышел за пределы собственно Твери, где, вне всяких сомнений, местное почитание святого благоверного князя Михаила Ярославича началось непосредственно после его кончины. Образ Михаила Тверского, окончательно утвержденный в пантеоне русских святых именно московской властью, оказал, по-видимому, серьезное влияние на формирование своеобразной этики правящей элиты всего Русского «национального» государства, для которой позором стало не подчинение «царю» и не мучительная смерть, а отступление хоть на поле боя, хоть в переплетениях сложной интриги [см.: Хорошев А. С. Политическая история русской канонизации (XI–XVI вв.). М., 1986. С. 104].
За короткий срок колесо истории сделало несколько полных оборотов, вынося наверх то тверичей, то их московских соперников. И останавливаться эта махина не собиралась. Еще до торжественных похорон Михаила Ярославича на тверской стол вступил его сын Дмитрий, уже в раннем отрочестве успевший поруководить тверскими силами в двух войнах с Москвой (во время «нижегородского конфликта» 1311-го и в 1314 г., когда новгородцы во главе с подручным Юрия Даниловича Федором Ржевским решили проверить крепость тверских границ). Однако же первые годы правления этого князя с говорящим прозвищем Грозные Очи оказались временем дипломатов. В 1319 г. по возвращении Юрия Московского из Орды в сане великого князя Владимирского тверские князья заключили перемирие со своим врагом. Более того, в начале 1320 г. состоялась свадьба третьего из Михайловичей — Константина — с дочерью Юрия Софьей, положившая начало семейным связям тверских и московских князей. Но самым серьезным дипломатическим успехом Дмитрия Михайловича в эти годы стала его собственная женитьба на дочери великого князя Литовского Гедимина. Не случайно в комментариях к этой свадьбе тверской летописец подчеркивает, что «бысть всем людем радость во Твери»: союз со стремительно усиливающимся литовским князем должен был вдобавок к этому принести Твери и благожелательное отношение Орды, так как именно в это время Узбек в интересах своей «западной политики» желал поддерживать хорошие отношения с Литвой [см.: Борисов Н. С. Иван Калита. М. 1995. С. 104–106]. Так Тверь ощупью ступала на скользкий, малоизученный, но крайне перспективный путь осознанного лавирования между Ордой и Литвой — основными силами Восточной Европы того времени. Та же Москва всерьез играть на этом поле начала в годы правления Семена Ивановича Гордого, сына Ивана Калиты.
Период успешной дипломатии сменился очередным раундом прямого противостояния между Тверью и Москвой, в котором уже сплелись в неразрывное целое и интересы земель, и личные страсти князей. В 1321 г. Юрий двинулся на Тверское княжество походом, и Михайловичи согласились уплатить великому князю «серебро выходное» (то есть дань, предназначенную в Орду) в размере 2000 рублей, а сам Дмитрий Михайлович обязался не оспаривать у Юрия великое княжение. Однако для Юрия, точно как и для Михаила Ярославича десятью годами ранее, этот успех стал началом конца. Вместо того чтобы отправиться навстречу очередному ханскому послу и передать ему собранную дань, Юрий зимой 1321/22 г. уехал в Новгород. Жадность? Дурость? Какой-то неизвестный нам неудачный расчет? Ответа нет. Ясно лишь, что «бешеный» великий князь пошел на неподчинение Орде, стремясь использовать полученное серебро по своему усмотрению. Таким подарком Юрия немедленно воспользовался Дмитрий Михайлович Тверской, выехавший в Орду уже в марте 1322 г. Узбек же отправил «по Юриа князя» посла Ахмыла, который «много створи пакости… много посече христьянъ, а иных поведе въ Орду» [НПЛ. С. 96; ПСРЛ. Т. 15, вып. 1, стлб. 42; т. 18. С. 89]. Переждав самое опасное время в Новгороде, Юрий Московский попытался вернуться в Северо-Восточную Русь, но по дороге на реке Урдоме на него напал брат Дмитрия Тверского Александр Михайлович. Обоз великого князя достался нападавшим, а сам Юрий бежал в Псков, откуда вернулся в Новгород. Тверские князья сумели малой кровью добиться важнейшего результата: воспрепятствовали встрече Юрия с ханским послом или его поездке в Орду — ив результате выставили московского князя закоренелым ханским ослушником. Наградой за этот успех стало великое княжение, которое осенью 1322 г. Узбек отдал Дмитрию Михайловичу. Зимой Дмитрий пришел на Русь с послом Севенчбугой и теперь уже без сопротивления занял владимирский стол. Тверь снова оказалась «царем горы», но колесо истории останавливаться не собиралось.
