Что же дают тексты для характеристики объединяющего их образа?
Вполне очевидно, что речь идет о боге-громовержце. Действия его связаны с небом, громом и дождем. Он то ли сын, то ли соперник вайнахского бога-громовика Селы.
Им созданы небеса — то ли настоящие, до которых очень долго взбираться, то ли ложные (явно поздняя интерпретация, поскольку тут нарушены прерогативы Аллаха). Небеса эти сделаны из меди, латуни или бронзы.
Это он даровал людям водяную мельницу, принеся на землю каменные жернова и прочее оборудование.
Пиръон способен уходить в мир мертвых и возвращаться оттуда.
Гром он производит, раскатывая по металлическому небу бочки.
Этот персонаж имеет какую-то власть над женщинами, побуждая их взбираться на небо и воспроизводить дождь.
Образ его связан с коренными добродетелями патриархального земледельческого общества: почитанием старших, чадолюбием и уважением к хлебу («даже подбирал крошки»).
Он стар — живет пять сотен лет.
Он претендует на единовластие в пантеоне («только он один — бог») или, по крайней мере, на верховенство. Имя его сопровождается титулом «падчах» (падишах), т. е. царь царей.
Пиръон вроде бы (по двум из трех текстов) не настоящий бог, он только претендует на то, чтобы быть богом-громовержцем: и металлические небеса его — «самодельные», и дождь с громом — лишь имитация настоящих, и похвальба его (я ли не громовержец!) — напрасная.
Он выступает против некоего другого бога, пререкается с ним. Тот долго терпит, но в конце-концов Пиръон гибнет.
Гибель на него навела ведьма.
Тут надо заметить, что у вайнахов XIX в. хорошо сохранялась (в очень живом состоянии) система собственных языческих богов, среди которых есть и бог грома Сели, или Села, старший среди богов. Он отец одноглазого Елты — бога диких зверей и охоты, покровителя урожая (Далгат 1893; Дахкильгов 1978). Правда, имя Села производят от осетинского Уац-Илла (Святой Илья) и, таким образом, связывают с христианским замещением языческого громовержца. Но сменилось только имя. Комплекс функций и связей прежнего бога не пострадал. Так что в языческом пантеоне вайнахов свой бог-громовержец был издавна. Поэтому любой другой громовержец должен был, попав в вайнахскую среду, либо сменить функции, либо стать сыном вайнахского громовержца, либо, наконец, оказаться его недостойным соперником, самозванцем, и погибнуть — чтобы как-то быть устраненным с оспариваемого места в пантеоне.
Отсюда ясно, что Пиръон для вайнахов чужой бог, проникший в вайнахский фольклор со стороны, из другой мифологической системы. Если бы этого бога принесли люди, ассимилированные вайнахами, вошедшие компонентом в вайнахскую народность, он, скорее всего, все же остался бы богом — ипостасью или помощником местного громовержца. Но этого нет. Пиръон — бог, воспринятый в качестве фольклорного героя с сомнительным статусом. Значит, это не вклад, вошедший вместе с человеческой инфильтрацией, а заимствование из адстрата.
Как бы имя Пиръона ни выступало в вайнахских языках, связь его с функциями бога-громовика все же несомненна. Поэтому близкое сходство, чтобы не сказать полное совпадение, его имени с именем славянского Перуна при тех же функциях не может быть случайным. Имя Пиръон — более полная форма того же имени, чем Пиръа. У вайнахов редукция конечного -н представлена и в других случаях. Так, иранск. «фарн» («благодать») превратилось на вайнахской почве в имя Фарьа (Далгат 1972: 432).
Отождествление имени Пиръон — Пиръа со словом «фараон» аргументировано соображениями, приведенными У. Б. Далгат. Исследователи опираются еще на один рассказ об этом персонаже, сообщенный И. Дахкильговым: «Однажды Пиръа с войском переходил море, и волны, по воле бога, затопили их». Что этот рассказ, однако, первоначально не относился к основному сюжету, явствует из того, что здесь другой вариант гибели Пиръона. Вполне возможно, что сказители действительно присоединили библейский мотив к деяниям своего персонажа, уловив созвучие имен, но все остальное никакого отношения к фараону, преследовавшему Моисея по дну моря, конечно, не имеет.
Поскольку у мусульман ветхозаветная история не популярна, оснащение образа Пиръа библейским мотивом надо относить ко времени до исламизации вайнахов (заметной уже в XVI в. и полной к XVIII — началу XIX в.). Христианское влияние шло в Чечено-Ингушетию от алан-осетинов, представлявших самостоятельную и определяющую силу на Кавказе до XIII в. Тогда же было заимствовано и осетинское имя Святого Ильи (Уац- Илла).
Если в это время образ Пиръона мог притянуть к себе библейский эпизод, то сам образ значительно древнее. В самом деле, в XIX в., когда русские войска вошли в Ингушетию и Чечню, русские солдаты уже никак не могли принести туда столь живые воспоминания о Перуне. Да и в XVI—XVIII вв. гребенские казаки вряд ли почитали Перуна, а в предшествующие века долго не было реальной возможности для контактов вайнахов с русскими.
Славяне на Кавказе
В поисках таких возможностей приходится обратиться к походам русов IX—XI вв. в Западный Прикаспий. В те времена, еще до крещения и вскоре после крещения, русы уже ходили туда не раз. По данным арабских и персидсих авторов, ок. 880 г. русы ограбили Абезгун, в 909 г. — снова, в 910 г. напали на владения Гилянского ширваншаха, но были отбиты, в 912/913 или 914 г., придя на многих судах, захватили большую добычу в ряде районов Западного Прикаспия, но утратили добычу на обратном пути, в Хазарии, и домой не вернулись, перейдя в мусульманство. В 943/944 г. русы прошли от берегов Черного моря сушей через Кавказ к Каспию, по дороге к ним присоединились аланы и леги. Затем на судах пришельцы поднялись по р. Куре и захватили город Берда'а. Они спокойно правили городом несколько месяцев, не притесняя жителей, затем ушли. В 965 г. Святослав прошел от Семендера вдоль Кавказа к Азовскому морю. В 1043 г. нападению подверглись Дербент и другие пункты Закавказья (Бартольд 1940; Мавродин 1945: 154, 231-241, 261-266; Минорский 1954; Алиев 1969: 316-321; Лебедев 1982).
Что в составе русских дружин того времени, по крайней мере, с начала X в., были не только норманны, но и славяне, можно видеть из текстов русских договоров 907, 944 и 971 гг. с византийцами, где русские послы, правда носящие неславянские имена, клянутся своими богами, и это боги славянские — прежде всего Перун (ПВЛ 1950: 25, 35, 52; Мачинский 1981: 126-128).
Однако походы русов на Кавказ носили характер грабительских набегов, что вряд ли могло привести к передаче мифов местному населению. Более длительным и мщшымбыло, правда, пребывание северных пришельцев на Кавказе во время похода русов на Берда'а в 943/914 гг., и контакты с местным населением в это время были вполне возможны, но место временного обоснования русов здесь слишком удалено от Чечено-Ингушетии на юг, а контакт с лезгинами слишком мимолетен, да и не найдено у лезгин следов такого контакта. Что же касается славянских воинов и, вероятно, купцов, живших в те времена постоянно в городах Хазарин (Мавродин 1945: 183), то по самому характеру их деятельности их контакты с местным населением не могли быть тесными и интимными.
