«Товарищи, подумайте, пожалуйста, разве точка зрения, требующая придерживаться реалистического подхода к делу, во всем исходить из реальной действительности и соединять теорию с практикой, — такая точка зрения не является коренной в идеях Мао Цзэдуна? Разве эта коренная точка зрения уже устарела? Да и вообще может ли она устареть? Что это за марксизм-ленинизм, что это за идеи Мао Цзэдуна, когда выступают против реалистического подхода к делу, против того, чтобы исходить из реальной действительности и соединять теорию с практикой? К чему это нас приведет?»
[499]
Под предлогом защиты маоизма Дэн Сяопин критиковал «Два абсолюта» Хуа Гофэна, поскольку данный курс подразумевал вывод о непогрешимости Мао Цзэдуна, о чем даже сам Великий Кормчий никогда не говорил. (С другой стороны, при жизни Мао его непогрешимость вообще редко упоминалась.) Дэн Сяопин позаимствовал формулу, при помощи которой Мао Цзэдун оценил Сталина, когда он сказал, что тот на 70 процентов был прав, а на 30 процентов — не прав, предположив, что и Мао может заслуживать такой же оценки «70 к 30» (вскоре она станет официальной позицией партии и останется таковой до сего дня). Одновременно он умудрился обвинить назначенного Мао Цзэдуном преемника, Хуа Гофэна, в фальсификации наследия Мао, поскольку тот настаивал на его буквальном применении:
«„Два абсолюта“ никуда не годятся. Если взять эти „два абсолюта“ за норму, то нельзя объяснить, почему необходимо реабилитировать меня, нельзя также объяснить и „справедливость“ выступления народных масс на площади Тяньаньмэнь в 1976 году [траурные манифестации по случаю кончины Чжоу Эньлая]. Как же можно относить сказанное товарищем Мао Цзэдуном по данному вопросу, в данном месте, в данное время и в данных условиях к другому вопросу, другому месту, другому времени и условиям!.. Товарищ Мао Цзэдун говорил: очень хорошо, когда человека оценивают пропорцией 70 к 30, это совсем неплохо; лично я буду очень рад и доволен, если после смерти меня оценят именно такой пропорцией»
[500].
Короче говоря, с неизменяемой ортодоксией покончено. Китайская реформа отныне будет базироваться в большей степени на принципе эффективности.
Дэн Сяопин озвучивал свои основные темы с поразительной скоростью. В речи в мае 1977 года он заявил, что Китай «лучше справится» со своими реформами, чем Япония со времен «обновления Мэйдзи» с ее решительным рывком модернизации в XIX веке. Привлекая коммунистическую идеологию для поощрения так называемой рыночной экономики, Дэн предложил китайцам, будучи «пролетариатом», превзойти программу, разработанную «поднимавшейся японской буржуазией» (хотя есть подозрения, что в данном призыве просматривается попытка апеллировать к национальной гордости китайцев). В отличие от Мао Цзэдуна, взывавшего к своему народу при помощи представления о величественном блестящем будущем, Дэн Сяопин призывал народ взяться за преодоление своей отсталости:
«Ключом к осуществлению модернизации является повышение научно-технического уровня. Нельзя добиться развития науки и техники, не взявшись за образование. Пустыми разглагольствованиями модернизацию не осуществишь, для ее осуществления нужны знания, нужны специалисты… Как очевидно теперь, дело науки и техники, а также образования отстает у нас на целые 20 лет по сравнению с достижениями развитых стран»
[501].
По мере консолидации власти Дэн Сяопином эти принципы стали действующими правилами китайских усилий по превращению в мировую державу. Мао Цзэдун проявлял мало интереса к тому, чтобы наращивать международную торговлю Китая или делать его экономику конкурентоспособной в мире. Ко времени смерти Мао объем товарооборота между США и Китаем достигал всего лишь 336 млн долларов США, что было чуть меньше, чем объем торговли Америки с Гондурасом, и всего одну треть американской торговли с Тайванем, чье население составляло примерно 1,6 % населения Китая
[502].
Нынешний Китай — экономическая сверхдержава — наследие Дэн Сяопина. Это не значит, что он разработал какую-то особенную программу для достижения своих намерений. Он всего лишь выполнил свое предначертание лидера, сумев вытащить общество из того места, в котором оно находилось, в такое место, в котором оно еще никогда не находилось. Общества действуют по стандартным формам развития. Они сохраняют себя, практикуя понятные и знакомые вещи. Но прогресса они добиваются лишь тогда, когда во главе стоит лидер, обладающий видением необходимого для страны и смелостью пойти курсом, преимущества которого на первых порах видны только ему самому.
Перед Дэн Сяопином стояла огромная политическая проблема, ведь на протяжении первых 30 лет коммунистического правления во главе Китая стоял все подавляющий лидер, приведший страну к единству и добившийся того, чтобы ее уважали в мире. Мао Цзэдун объединил Китай, за исключением Тайваня и Монголии, восстановил исторические границы. Но он требовал от страны усилий, вступавших в противоречие с ее исторической самобытностью. Китай в историческом плане сумел добиться величия, развивая свою модель культуры в соответствии с теми ритмами, которые его общество могло выдержать. Теория же Мао Цзэдуна о перманентной революции привела Китай на край даже его бескрайних возможностей выживания. Большой гордостью для страны стало восстановление национальной идентификации, воспринятое со всей серьезностью международным сообществом. Но теория Мао не сумела показать, как мог бы продвигаться вперед Китай иными способами, кроме пароксизмов идеологической экзальтации.
Мао Цзэдун правил как традиционный китайский император, величественный и повергающий в трепет. Он воплощал миф о верховном правителе, являвшемся связующим звеном между небом и землей и находившемся ближе к божественному, чем к земному. Дэн Сяопин управлял в совершенно ином духе китайской традиции, основывая всемогущество на вездесущности, но в то же время на невидимости правителя.
Во многих культурах и, несомненно, во всех западных культурах опорой власти правителя является прямой контакт в той или иной степени с теми, кем управляют. Именно поэтому в Афинах, Риме и в большинстве западных стран, где был узаконен плюрализм мнений, умение говорить считалось большим плюсом для правительства. Но в Китае в принципе отсутствовала традиция ораторского искусства (Мао Цзэдун являлся в каком-то смысле исключением). Китайские руководители, осуществляя властные функции, традиционно не делали ставку на искусство влиять на слушателей или физический контакт с массами. В традициях китайских мандаринов было принято действовать, фактически не показываясь перед публикой и доказывая свою правоту своими поступками. Дэн Сяопин, не занимавший высших постов, отказался принимать всякие почетные звания. Он практически никогда не появлялся на телевидении, предпочитая вершить политику почти полностью за кулисами. Он правил не как император, а как главный мандарин
[503].
