«Мы всегда твердо выступали против гонки вооружений между сверхдержавами, за запрещение использования ядерного оружия и за его полное уничтожение, требовали от сверхдержав первыми значительно сократить свои арсеналы ядерных и обычных вооружений…
Китай считает своим священным интернациональным долгом решительно бороться с империализмом, гегемонизмом и колониализмом совместно с другими странами „третьего мира“»
[589].
Перед нами образец традиционной китайской внешней политики, преподносимый на партийном съезде: опора на собственные силы, моральная беспристрастность и превосходство вкупе с обязательством нейтрализовывать все намерения сверхдержав.
В направленной в 1984 году Государственным департаментом президенту Рейгану памятной записке объяснялось, что Китай позиционирует себя «как страну, поддерживающую [американское] военное наращивание против советского экспансионизма, но и выступающую против соперничества сверхдержав, которое он считал главной причиной глобальной напряженности. В результате Китай может преследовать стратегические интересы, созвучные интересам США, но одновременно укреплять свои отношения с тем, что он считает поднимающимся блоком стран „третьего мира“»
[590].
В 1985 году в докладе ЦРУ Китай характеризовался как «пытающийся маневрировать в треугольнике»: стали поощряться более тесные связи с Советским Союзом, осуществлявшиеся во время ряда встреч на высоком уровне, в ходе протокольных обменов между коммунистическими партиями и с частотой, ранее не встречавшейся со времени китайско-советского раскола. В этом анализе отмечалось, что китайские руководители возобновили обращение к своим советским партнерам как к «товарищам» и вновь стали называть Советский Союз «социалистической» (в противоположность прежнему названию «ревизионистской») страной. Высокопоставленные китайские и советские официальные лица проводили значимые консультации по вопросу контроля над вооружениями — немыслимая вещь в предыдущие 20 лет, — а во время недельного визита в 1985 году китайского заместителя премьера Яо Илиня в Москву обе стороны подписали знаковое соглашение о двусторонней торговле и экономическом сотрудничестве
[591].
Представление о накладывающихся друг на друга кругах более или менее соответствовало тому, что Мао Цзэдун продвигал к концу своей жизни. Но в практическом плане сделано было мало. Понятие «третьего мира» характеризовалось тем, что входящие в него страны никак не хотели быть ассоциированы с двумя сверхдержавами. Этот статус будет утерян, если «третий мир» однозначно сместится к той или другой стороне, даже под прикрытием включения в свой состав одной из сверхдержав. На практике Китай шел к преобразованию себя в сверхдержаву, и он вел себя как таковая даже тогда, когда всего лишь начинал свои реформы. Короче говоря, «третий мир» мог бы оказывать какое-то сильное воздействие только в случае присоединения к нему одной из сверхдержав, но тогда он по определению переставал бы быть «третьим миром». До тех пор пока Советский Союз являлся ядерной державой и отношения с ним оставались непрочными, Китай не имел никакого стимула уходить от Соединенных Штатов. (После развала Советского Союза осталось только два круга, и вопрос заключался в том, войдет ли Китай на освободившееся после Советского Союза место как противник или предпочтет сотрудничать с Соединенными Штатами.) Одним словом, китайско-американские отношения в 1980-е годы оказались в переходной стадии от отношений образца «холодной войны» к отношениям периода глобального международного порядка, создававшего новые проблемы для китайско-американского партнерства. При всем том подразумевалось, что Советский Союз остается главной угрозой безопасности.
Архитектор открытия Китая Ричард Никсон понимал мир именно таким образом. Никсон в памятной записке на имя президента Рейгана после частного визита в Китай в конце 1982 года писал:
«Я полагаю, в наших интересах поощрять китайцев играть большую роль в „третьем мире“. Чем они будут успешнее, тем менее успешным будет Советский Союз…
Главное, что нас объединило в 1972 году, — общая озабоченность по поводу угрозы советской агрессии. И поскольку данная угроза сегодня гораздо сильнее, чем в 1972 году важным фактором, способным связать нас еще теснее в следующем десятилетии, с успехом может стать наша экономическая взаимозависимость»
[592].
Никсон далее настаивал на том, чтобы в следующем десятилетии Соединенные Штаты, их западные союзники и Япония работали сообща над ускорением экономического развития Китая. Он учитывал вероятность появления совершенно нового международного порядка, основанного в первую очередь на использовании китайского влияния в деле выстраивания стран «третьего мира» в антисоветскую коалицию. Но даже в никсоновских предвидениях речь не могла идти о мире, где произойдет крах Советского Союза, а Китай в течение жизни одного поколения окажется в положении, когда экономическое благополучие мира будет зависеть от его экономических достижений. Или когда будет поднят вопрос о том, станут ли международные отношения снова биполярными с возвышением Китая.
Джордж Шульц, прославленный государственный секретарь Рейгана и квалифицированный экономист, предстал с совершенно иной американской концепцией концентрических кругов, в соответствии с которой китайско-американские отношения перестали ставиться в зависимость от советско-американского конфликта. Он возражал, говоря, что чрезмерный упор на исключительность Китая в противодействии советской угрозе создавала ему излишнее преимущество в переговорном процессе
[593]. Отношения с ним должны строиться на основе строгой взаимности. В такой дипломатии Китаю пришлось бы играть свою роль ради собственных национальных мотивировок. Добрая воля Китая должна происходить от общих проектов, представляющих совместный интерес. Цели китайской политики должны разрабатываться в соответствии с совместными интересами. Одновременно Соединенные Штаты будут стремиться придать новую жизненную силу альянсу с Японией, которой Мао Цзэдун несколькими годами ранее просил американских официальных лиц «уделить побольше времени» — стране с аналогичным демократическим строем, а ныне, за десятилетия ускоренного развития в период после Второй мировой войны, ставшей крупной глобальной мировой державой. (Десятилетия экономических неурядиц заслонили тот факт, что в 1980-е годы экономическая мощь Японии не только намного превзошла китайскую, но и, по мнению многих экспертов, приближалась к тому, чтобы обогнать американскую.) Этим отношениям новый фундамент придали личные товарищеские отношения между Рейганом и премьер-министром Японии Ясухиро Накасонэ — или, как стали называть это в СМИ, «шоу Рона и Ясу».
