26 августа Чжоу Эньлай в Центральном военном совете обобщил китайскую стратегию. Пекину «не следует относиться к корейской проблеме как затрагивающей только братскую страну или относящейся к интересам Северо-Востока». Напротив, Корею «следует рассматривать как важный международный вопрос». По убеждению Чжоу, Корея «действительно представляет собой фокус мировой борьбы… После захвата Кореи Соединенные Штаты непременно повернут на Вьетнам и другие колониальные страны. Поэтому корейская проблема по меньшей мере является ключом к Востоку»
[213]. Чжоу сделал вывод о том, что из-за недавних пересмотров северными корейцами прежних договоренностей «наши обязанности сейчас значительно возросли… и нам следует приготовиться к худшему, и подготовиться быстро». Он подчеркнул необходимость соблюдения секретности, с тем чтобы «мы смогли вступить в войну и нанести противнику внезапный удар»
[214].
Все это происходило за несколько недель до команды Макартура о высадке морского десанта у Инчхона (что предвидела китайская экспертная группа) и более чем за месяц до пересечения американскими войсками 38-й параллели. Короче говоря, Китай вступил в войну, тщательно просчитав стратегические варианты развития ситуации, а не из-за американского тактического маневра — и уж тем более не из соображений отстоять законным путем неприкосновенность 38-й параллели. Китайское наступление явилось стратегией упреждающего удара против опасностей, фактически еще не существовавших, и базировалось оно на суждениях об американских конечных целях в отношении Китая, которые были неправильно поняты. Здесь также проявилась решающая роль Кореи в китайских расчетах на перспективу — условие, возможно, даже больше подходившее для нашего времени. Настойчивость Мао в продвижении своей линии, вероятно, также питала уверенность в том, что это было единственное средство, которое могло примирить его со стратегией вторжения Ким Ир Сена и Сталина. В противном случае другие лидеры могли бы обвинить его в ухудшении стратегической обстановки вокруг Китая из-за присутствия Седьмого флота в Тайваньском проливе и американских войск на китайских границах.
Препятствия на пути китайского вторжения были столь устрашающими, что все руководство в окружении Мао нуждалось в одобрении каждого шага со стороны своих коллег. Два крупных командующих, включая Линь Бяо, под разными предлогами отказались возглавить Северо-Восточную пограничную оборонительную армию, пока Мао Цзэдун не посчитал Пэн Дэхуая достойным принять такое назначение.
Мнение Мао возобладало, как и по всем другим ключевым решениям, и подготовка к вступлению китайских сил в Корею началась со всей неотвратимостью. В октябре американские и союзные с ними войска продвигались к реке Ялуцзян, исполненные решимости объединить Корею и поставить ее под зонтик резолюции ООН. Их целью была защита нового статус-кво при помощи этого контингента, формально находящегося под командованием ООН. Движение двух армий по направлению друг к другу, таким образом, приобрело предопределенный характер; китайцы приготовились к нанесению удара, в то время как американцы и их союзники оставались в неведении в отношении стоящей перед ними проблемы в конце их продвижения на север.
Чжоу Эньлай со всей тщательностью и надлежащим образом обставил все дела на дипломатической арене. 24 сентября он выразил протест Объединенным Нациям относительно того, что он назвал как американские усилия «расширить агрессивную войну против Кореи, осуществить вооруженную агрессию против Тайваня и продолжить дальше агрессивные действия против Китая»
[215]. 3 октября он предупредил индийского посла К. М. Паниккара, что американские войска пересекут 38-ю параллель и что «если американские войска действительно это сделают, мы не будем сидеть сложа руки и оставаться безучастными. Мы вмешаемся. Пожалуйста, доложите это премьер-министру Вашей страны»
[216]. Паниккар ответил, что он ожидает, что параллель будет пересечена в течение последующих 12 часов, но что индийское правительство «не будет в состоянии предпринять какие-либо эффективные действия» на протяжении 18 часов после получения его телеграммы
[217]. Чжоу Эньлай ответил: «Это проблема американцев. Цель нашей с Вами беседы сегодня вечером — проинформировать Вас о нашем подходе к вопросу, поднятому в письме премьер-министра Неру»
[218]. Беседа предназначалась прежде всего для констатации давно принятого решения, а не для последнего призыва к миру, как ее часто представляют.
В той ситуации Сталин вновь вышел на сцену как неожиданное спасение благодаря счастливому вмешательству судьбы с целью затягивания конфликта, который он сам же поощрил и который он не хотел видеть скоро закончившимся. Северокорейская армия разваливалась, и еще одна высадка американцев на противоположном берегу ожидалась советской разведкой недалеко от Вонсана (она ошибалась). Китайские приготовления к боевым действиям шли полным ходом, но еще не достигли стадии необратимости момента. Сталин в связи с этим принял решение и 1 октября в письме к Мао Цзэдуну потребовал от китайцев вмешаться. После того как Мао отсрочил принятие решения, сославшись на опасность американского вторжения, Сталин послал вторую телеграмму. Он настаивал и говорил о готовности предоставить советскую военную помощь в полномасштабных военных действиях, в случае если Соединенные Штаты будут реагировать на китайское вмешательство:
«Конечно, я принимаю во внимание также и возможность того, что США, несмотря на их неготовность к большой войне, могут быть втянуты в большую войну из соображений престижа, что, в свою очередь, вовлечет Китай в войну и одновременно с этим втянет в войну СССР, связанный с Китаем пактом о взаимопомощи. Следует ли нам бояться этого? По моему мнению, не следует, потому что вместе мы будем сильнее, чем США и Англия, а остальные европейские капиталистические государства (за исключением Германии, которая сейчас не в состоянии предоставить какую-либо помощь Соединенным Штатам) не представляют серьезной военной силы. Если война неизбежна, так пусть она начнется сейчас, а не через несколько лет, когда японский империализм будет восстановлен как союзник США и когда США и Япония будут иметь плацдарм на континенте в лице всей Кореи под властью Ли Сын Мана»
[219].
