Вызвав по собственной инициативе кризис и таким же образом прекратив его, Мао Цзэдун пришел к выводу о том, что он добился своих целей:
«Мы провели эту кампанию, чтобы заставить Соединенные Штаты возобновить переговоры. Соединенные Штаты открыли дверь. Для них ситуация, кажется, не очень хорошая, и они будут нервничать изо дня в день, если они не начнут переговоры с нами сейчас. Хорошо, давайте начнем переговоры. Для обстановки в целом лучше решать споры с Соединенными Штатами путем переговоров, или мирными средствами, ведь мы все миролюбивые люди»
[276].
Чжоу Эньлай предложил даже более усложненную оценку. По его мнению, второй кризис в Тайваньском проливе стал демонстрацией способности двух китайских сторон вести молчаливую торговлю друг с другом через барьеры противоположных идеологий и даже в то время, когда ядерные державы в перебранке грозили друг другу ядерной войной. Почти через 15 лет после этого Чжоу Эньлай рассказал Ричарду Никсону об этой стратегии Пекина во время визита президента в 1972 году в Пекин:
«В 1958 году тогдашний госсекретарь Даллес хотел, чтобы Чан Кайши отказался от островов Цзиньмэнь и Мацзу, чтобы окончательно оторвать Тайвань от материка и провести линию там. Чан Кайши не хотел этого делать
[277]. Мы тоже советовали ему не уходить с Цзиньмэня и Мацзу. Мы советовали ему, обстреливая их артиллерийскими снарядами — то есть по нечетным дням мы обстреливаем их, а по четным дням и по выходным мы не стреляли. Не требовалось никаких других средств или посланий, именно по таким способам обстрелов они все поняли»
[278].
Эти блестящие достижения следовало сбалансировать на фоне глобального воздействия кризиса. Переговоры на уровне послов зашли в тупик почти сразу же после их возобновления. Двусмысленные маневры Мао Цзэдуна, по сути, заморозили китайско-американские отношения на фазе их враждебности, из которой они не смогли потом выйти в течение десяти с лишним лет. Идея о том, что Китай полон решимости изгнать Соединенные Штаты из западной части Тихого океана, рассматривалась как непреложная истина в Вашингтоне, и это лишало обе стороны возможности найти варианты более гибкой дипломатии.
Но советское руководство в результате повело себя совсем не так, как рассчитывал Мао Цзэдун. Москва не отказалась от своей политики мирного сосуществования, но запаниковала от риторики Мао и чувствовала себя неспокойно от его балансирования на грани ядерной войны, его постоянных размышлений о некоем позитивном эффекте от ядерной войны для мирового социализма, от его нежелания консультироваться с Москвой. По завершении кризиса Москва приостановила ядерное сотрудничество с Пекином и в июне 1959 года отозвала свои обязательства предоставить Китаю модель атомной бомбы. В 1960 году Хрущев также отозвал русских специалистов из Китая и прекратил все проекты оказания помощи, утверждая, что «[мы] не могли не реагировать, когда наши высококвалифицированные специалисты — люди, подготовленные у нас в области сельского хозяйства и промышленности, — не получали ничего, кроме враждебного отношения, в ответ на их помощь»
[279].
На международной арене Мао Цзэдун еще раз продемонстрировал молниеносный ответ Китая на то, что им рассматривалось как угроза национальным интересам или территориальной целостности. Это навсегда отобьет у соседей Китая охоту воспользоваться внутренними потрясениями, в которые Мао собирался ввергнуть свое общество. Но отсюда также пошел и процесс все большей изоляции страны, заставивший в итоге Мао Цзэдуна десятью годами позднее пересмотреть внешнюю политику.
Глава 7
Десятилетие кризиса
В течение первых 10 лет существования Китайской Народной Республики не склонные к компромиссам руководители твердо правили завоеванной ими одряхлевшей империей, превратив ее в крупнейшую державу в мире. Второе десятилетие прошло под знаком попыток Мао Цзэдуна ускорить перманентную революцию в своей стране. Стимулирующей силой для перманентной революции стал посыл Мао о моральной и идеологической силе, способной превзойти физические пределы. Десятилетие началось и завершилось внутренними смутами, устроенными по приказу китайских руководителей. Наступил столь всеохватывающий кризис, что Китай закрыл себя от остального мира, почти все дипломаты были отозваны в Пекин. Произошел полный пересмотр двух внутренних структур: во-первых, экономики, где в начале десятилетия произошел «большой скачок»; вторым стал общественный порядок с «культурной революцией» в конце десятилетия. Дипломатия оказалась в загоне, но война по-прежнему осталась в моде. Когда Мао Цзэдун усмотрел угрозу национальным интересам, Китай вновь вздыбился, несмотря на все внутренние проблемы, которые он сам себе сотворил, чтобы начать войну на самых отдаленных западных границах в негостеприимных Гималаях.
«Большой скачок»
Китайские лидеры чувствовали себя обязанными секретному докладу Хрущева, когда перед ними встал вопрос о политической законности в коммунистическом обществе, где не ставилась под сомнение божественная непогрешимость председателя партии. В течение нескольких месяцев после февраля 1956 года они, казалось, идут малым ходом к тому, чтобы сделать свое правление более прозрачным предположительно с целью избежать периодических шоков от чисток. Хвалебные обращения к Мао Цзэдуну убрали из устава компартии. Партия приняла резолюции, предупреждающие против «забегания вперед» в экономической области и предполагающие, что главная фаза «классовой борьбы» сейчас близится к завершению
[280].
