Мао Цзэдун потихоньку начал пересматривать двадцатилетнее коммунистическое правление, сделав две вещи: одну символическую, вторую практическую. Он использовал инаугурационное обращение Никсона 20 января 1969 года как возможность намекнуть китайской общественности о наступлении нового мышления относительно Америки. В своем обращении Никсон допустил тонкое замечание об открытии Китаю, перефразировав лексику из своей статьи в «Форин афеарз»: «Пусть все страны знают, что при этой администрации все наши линии связи будут оставаться открытыми. Мы стремимся к открытому миру — открытому для идей, открытому для обменов товарами и людьми, — к миру, где не будет народов, больших или маленьких, живущих в изоляции и в гневе на весь мир»
[333].
В китайском ответе содержался намек на то, что Пекин заинтересован в прекращении изоляции, но совсем не торопится сменить гнев на милость. Китайские газеты перепечатали речь Никсона: со времени коммунистического правления ни к одному выступлению американского президента не привлекалось такого внимания. Однако оскорбления не стали мягче. В статье в «Жэньминь жибао» от 27 января содержались насмешки в адрес американского президента: «Хотя он болтается в петле на виселице, он все же осмеливается говорить о будущем… Человек, стоящий одной ногой в могиле, пытается тешить себя мечтами о рае. Это бред извивающегося в корчах умирающего класса»
[334].
Но Мао заметил предложение Никсона и принял его достаточно серьезно, если решил ознакомить с ним общественность. Однако увещеваниями его нельзя было побудить пойти на контакт. Требовалось нечто более существенное, особенно если китайское движение к Америке могло привести к разрастанию мелких военных стычек на китайско-советской границе до чего-то гораздо более угрожающего.
Почти в то же самое время Мао Цзэдун начал изучать практические последствия своего принципиального решения, призвав четырех маршалов НОАК — Чэнь И, Не Жунчжэня, Сюй Сянцяня и Е Цзяньина, — подвергшихся чистке во время «культурной революции» и отправленных на фабрики в провинциях, что означало перевоспитание физическим трудом
[335]. Мао попросил маршалов провести анализ стратегических вариантов для Китая.
Потребовались заверения со стороны Чжоу Эньлая, чтобы убедить маршалов, что это не маневр с целью заставить их заняться самокритикой, являвшейся частью кампании по самоочищению в период «культурной революции». Через месяц они показали, как много потерял Китай, лишившись их талантов. Они выдали содержательные оценки международной обстановки. Анализируя возможности и намерения ключевых стран, они так сформулировали стратегические вызовы, стоящие перед Китаем:
«Для американских империалистов и советских ревизионистов реальная угроза лежит во взаимоотношениях между ними самими. Для всех других стран реальная угроза исходит от американских империалистов и советских ревизионистов. Выступая под единым лозунгом борьбы против Китая, американские империалисты и советские ревизионисты сотрудничают друг с другом, одновременно продолжая борьбу друг против друга. Противоречия между ними, однако, не уменьшаются из-за взаимного сотрудничества, более того, враждебность между ними гораздо сильнее, чем была раньше»
[336].
Это могло стать подтверждением существующей политики: Мао Цзэдуну ничего не стоило бы продолжать бросать вызов обеим сверхдержавам одновременно. Маршалы утверждали, что Советский Союз не отважится напасть из-за возникновения возможных трудностей: отсутствия поддержки в народе военных действий, протяженных линий снабжения, небезопасных тылов и сомнений по поводу позиции Соединенных Штатов. Маршалы обобщили американский поход китайской пословицей «Сидеть на вершине горы и наблюдать за схваткой двух тигров»
[337].
Но несколько месяцев спустя, в сентябре, они внесли коррективу в свои выводы, которую почти в то же самое время внес и Никсон. По новому мнению маршалов, Соединенные Штаты в случае советского вторжения не ограничатся ролью наблюдателя. Они будут вынуждены занять какую-то позицию: «Последнее, что хотели бы видеть американские империалисты, так это победа советских ревизионистов в китайско-советской войне, так как это [даст возможность Советам] создать огромную империю, гораздо большую, чем американская империя, по ресурсам и людским силам»
[338]. Другими словами, каким бы нападкам ни подвергались США в китайских средствах массовой информации в то время, существовала потребность в контактах с ними для защиты страны.
Проницательный анализ завершался, как представляется, по существу, довольно осторожным выводом, хотя он и звучал весьма смело, поскольку бросал вызов основным принципам китайской внешней политики в период «культурной революции». Маршалы в марте 1969 года настаивали: Китай должен выйти из изоляции, развенчать советский или американский авантюризм, «приняв на вооружение военную стратегию активной обороны и политическую стратегию активного наступления», «вести активные дипломатические действия», «расширять международный единый фронт борьбы с империализмом и ревизионизмом»
[339].
Их общих предложений Мао Цзэдуну дать возможность Китаю вернуться к международной дипломатии оказалось недостаточно для его более широкого видения проблем. В мае 1969 года Мао снова отправил маршалов в кабинеты для продолжения работы над подготовкой анализа и рекомендаций. К тому времени столкновения на китайско-советской границе участились. Как следовало Китаю отвечать на растущую угрозу? В отчете Сюн Сянхуэя, ветерана разведывательной и дипломатической службы, назначенного Мао Цзэдуном личным секретарем маршалов, позднее отмечалось, что группа рассматривала вопрос: «Стоит ли Китаю с учетом стратегических перспектив, разыгрывать американскую карту в случае крупномасштабного советского нападения на Китай?»
[340] Исследуя прецеденты для такого неординарного решения, Чэнь И предложил группе изучить современный пример заключения Сталиным пакта о ненападении с Гитлером.
