Такой параллелизм зависел от того, смогут ли китайские и американские руководители вместе разделить общие геополитические цели, особенно когда речь идет о Советском Союзе. Американских руководителей их китайские коллеги приглашали на закрытые семинары на тему о советских намерениях — часто проводимые в прямолинейных выражениях, будто китайцы боялись использовать для столь важной темы традиционные экивоки и недомолвки. Соединенные Штаты в ответ активно разъясняли собственные стратегические планы.
В первые годы новых отношений китайские руководители периодически продолжали выстреливать из идеологических «пушек» по американскому империализму — некоторые выстрелы сопровождались старой риторикой, — но в частном порядке они часто критиковали американские власти за не что иное, как сдержанность во внешней политике. По сути, на протяжении всех 1970-х годов Пекин больше благоволил Соединенным Штатам, гораздо резче выступая против советских планов, чем это делало большинство американской общественности или конгресс.
«Горизонтальная линия»: китайские подходы к сдерживанию
В течение года этому плану недоставало благословения Мао Цзэдуна. Он одобрил общее направление в разговоре с Никсоном, но демонстративно отказался обсуждать как стратегию, так и тактику, возможно, потому, что записанное в Шанхайском коммюнике пока еще оставалось невыполненным.
Мао Цзэдун заполнил этот пробел во время двух продолжительных бесед со мной: первая прошла поздно вечером 17 февраля 1973 года и длилась с 23.30 до 1.20 следующего дня. Вторая беседа случилась 12 ноября 1973 года и проходила с 17.40 до 20.25. Содержание бесед объясняет их диапазон. Первая беседа состоялась менее чем через месяц после того, как Ле Дык Тхо — глава вьетнамской делегации — и я парафировали Парижские мирные соглашения по завершении вьетнамской войны, тем самым освободив Китай от какой-либо необходимости в дальнейшем демонстрировать солидарность с Ханоем. Вторая прошла после того, как США проявили себя решающим образом во время арабо-израильской войны 1973 года, после чего арабы, особенно в Египте, отошли от Советского Союза и склонились на сторону Соединенных Штатов.
В обоих случаях Мао Цзэдун перед представителями прессы тепло отозвался о состоянии китайско-американских отношений. В феврале он отметил, что Соединенные Штаты и Китай одно время были «двумя противниками», но «сейчас мы называем наши отношения дружбой»
[425]. Объявив новые отношения дружбой, Мао Цзэдун продолжил тем, что дал им новое рабочее определение. Поскольку ему нравилось говорить иносказаниями, он выбрал тему, по поводу которой мы меньше всего беспокоились: возможные китайские разведывательные операции против американских официальных лиц в Китае. Это являлось одной из форм партнерства, когда не требуется проявление взаимности:
«Давайте не будет притворяться и говорить неправду. Мы не крадем ваши документы. Вы можете специально оставить их где-нибудь и устроить нам испытание. Мы также не занимаемся прослушиванием и не устанавливаем „жучков“. В мелких уловках нет никакого смысла. Как нет смысла и в каких-то более крупных мероприятиях такого рода. Я говорил об этом вашему корреспонденту Эдгару Сноу… У нас есть своя разведывательная служба, это же относится и к ним. Они работают плохо. [Премьер-министр Чжоу смеется.] Например, они ничего не знали о Линь Бяо. [Премьер-министр Чжоу смеется.] Они опять же не знали о том, что Вы хотите приехать»
[426].
Менее всего походило на правду то, будто Китай и Соединенные Штаты могли бы отказаться от сбора разведывательной информации друг о друге. Если Соединенные Штаты и Китай действительно вступали в новую эру в своих отношениях, каждой стороне было важно стать прозрачной для другой стороны и выработать параллельные предложения. Но вряд ли следовало начинать с ограничения работы спецслужб. Председатель предлагал установить прозрачность, но в то же время предупреждал, что не потерпит обмана, эта мысль также присутствовала в его высказываниях в ноябрьской беседе. В порядке вступления он вспомнил со смесью юмора, оскорбительного тона и концептуальности, как он пересмотрел свое обещание вести идеологическую борьбу с Советами в течение 10 тысяч лет:
«МАО: Они хотели примирения через румынского [коммунистического руководителя Николае] Чаушеску и хотели убедить нас прекратить борьбу в идеологической сфере.
КИССИНДЖЕР: Я помню, что он был здесь.
МАО/ЧЖОУ: Это произошло давно.
ЧЖОУ: Это была его первая поездка в Китай. [Сказал по-английски.]
МАО: И когда во второй раз [советский премьер-министр Алексей] Косыгин приезжал сам в 1960 году, я заявил ему, что мы будем вести с ним борьбу 10 тысяч лет. [Смех.]
ПЕРЕВОДЧИК: Председатель говорит о борьбе в течение 10 тысяч лет.
МАО: Но тогда я уступил Косыгину. Я сказал, что изначально я говорил о борьбе в течение 10 тысяч лет. Но за то, что он приехал лично повидаться со мной, я сокращу срок на тысячу лет. [Смех.] Вы видите, какой я щедрый. Если делаю уступку, то сразу на целую тысячу лет»
[427].
Главный посыл оставался все тем же: сотрудничество, если возможно, и никакого тактического маневрирования, поскольку вряд ли можно представить себе, что можно обмануть столь опытного участника разных конфликтов. Если взглянуть глубже, это также можно расценить как предупреждение: если Китай обманут в деле примирения, он превратится в неуступчивого и ничего не прощающего врага.
Говоря с Никсоном годом раньше, Мао Цзэдун не стал делать каких-то значимых комментариев в отношении Тайваня. Сейчас, желая устранить даже намеки на угрозы, Мао открыто отделил вопрос о Тайване от американо-китайских отношений в целом: «Вопрос об отношениях Соединенных Штатов с нами должен быть отделен от наших отношений с Тайванем». Как предложил Мао Цзэдун, Соединенным Штатам следует «прервать дипломатические отношения с Тайванем», как это сделала Япония (сохраняя неофициальные общественные и экономические связи); «затем станет возможным решение проблемы дипломатических отношений между нашими двумя странами». Но вопрос об отношениях Пекина с Тайванем, как предупредил Мао, «весьма сложное дело». И добавил: «Я не верю в возможность мирного перехода». Повернувшись к министру иностранных дел Цзи Пэнфэю, Мао Цзэдун тогда спросил: «А ты веришь в это?» После обмена репликами с другими китайцами в комнате Мао Цзэдун сделал свое главное замечание о том, что никакой спешки в этом деле нет:
«МАО: Они всего лишь горстка контрреволюционеров. Как они могут сотрудничать с нами? Я думаю, мы какое-то время можем прожить и без Тайваня, пусть так продолжается сто лет. В нашем бренном мире ни с чем не надо торопиться. К чему нам большая спешка? Это всего лишь остров с населением в десяток с лишним миллионов.
