Существовало отличие в подходе к Советскому Союзу, заключавшееся в следующем. Китай предпочел занять позу бескомпромиссной конфронтации. Соединенные Штаты также проводили бескомпромиссную политику, давая отпор угрозам международному равновесию. Но мы настаивали на сохранении возможностей улучшения отношений по другим вопросам. Наш поворот к Китаю стал ударом по Москве, в этом как раз и состояла одна из причин наших действий. По сути, в течение нескольких месяцев подготовки секретной поездки мы параллельно изучали возможность проведения встречи в верхах между Никсоном и Брежневым. То, что пекинский саммит стал первым, произошло по большей части из-за советских попыток навязать визиту в Москву различные условия, от чего они быстро отказались после объявления о визите Никсона в Пекин. Китайские руководители отпускали едкие замечания по поводу разрядки, отмечая нашу большую близость к Москве и Пекину, чем их к Советскому Союзу.
Даже в самый разгар китайско-американских отношений Мао Цзэдун и Чжоу Эньлай периодически высказывали свою озабоченность гибкостью Соединенных Штатов в осуществлении своих стратегических планов. Не собирались ли Соединенные Штаты «достучаться до Советского Союза, стоя на плечах Китая?»
[443] Не являлось ли американское «антигегемонистское» обязательство хитрой уловкой, и, в случае притупления бдительности Китаем, не могли ли Вашингтон и Москва объединиться для уничтожения Пекина? Обманывает ли Запад Китай или Запад обманывается сам? И в том и в другом случае практическим последствием было бы направление «нечистот Советского Союза» на Восток, на Китай. Это стало темой беседы с Чжоу в феврале 1973 года:
«ЧЖОУ: Они [европейцы], возможно, хотят направить нечистоты Советского Союза в другом направлении — на Восток.
КИССИНДЖЕР: Нападет ли Советский Союз на Восток или на Запад — это одинаково опасно для США. США не получают никакой выгоды от нападения Советского Союза на Восток. На самом деле, если Советский Союз нападет, удобнее всего было бы, если бы он напал на западном направлении, поскольку там у нас шире общественная поддержка в плане организации сопротивления.
ЧЖОУ: Да, поэтому мы полагаем, что Западная Европа заблуждается в своих устремлениях подтолкнуть Советский Союз на Восток»
[444].
Мао Цзэдун, редко доводящий свои идеи до конечного результата, иногда приписывал Соединенным Штатам стратегию диалектики, как это мог бы сделать он сам. Он утверждал, что Америка может раздумывать над тем, чтобы раз и навсегда решить проблему коммунизма, применив уроки Вьетнама: втягивание в локальные войны изматывает участвующую в них великую державу. В такой интерпретации теория «горизонтальной линии» или западная концепция коллективной безопасности могли превратиться в ловушку для Китая:
«МАО: Увязнув во Вьетнаме, вы столкнулись с таким большим количеством трудностей. Вы думаете, что им [Советам] понравится, если они увязнут в Китае?
КИССИНДЖЕР: Советский Союз?
НЭНСИ ТАН: Советский Союз.
МАО: Ну, и вы даете им возможность завязнуть в Китае на полгода, или год, или два, или три, или четыре. А затем вы бьете Советам в спину. И вашим лозунгом будет борьба за мир, то есть вы хотите утихомирить социалистический империализм ради мира. И может быть, вы могли бы даже начать помогать им в их делах, пообещав им помочь во всем, что необходимо, в борьбе с Китаем.
КИССИНДЖЕР: Г-н Председатель, это действительно очень важно, когда мы понимаем мотивы друг друга. Мы никогда преднамеренно не станем ни с кем сотрудничать в нападении на Китай.
МАО: [Перебивая.] Нет, это не так. Поступая так, как я описал, вы ставите на место Советский Союз»
[445].
В рассуждениях Мао Цзэдуна присутствовала некая доля истины. Это была теоретически осуществимая для Соединенных Штатов стратегия. Ей только не хватало лидера, который воспринял бы ее, или общественности, которая бы ее поддержала. Абстрактные манипуляции такой стратегией не проходили в Соединенных Штатах, и никто не захотел бы этим заниматься; американская внешняя политика никогда не смогла бы опираться только на одну силовую политику. Администрация Никсона серьезно относилась к вопросу о безопасности Китая и считала его весьма важным. На практике Соединенные Штаты и Китай обменивались большим количеством информации и сотрудничали по многим направлениям. Но Вашингтон не мог отказаться от права определять тактику достижения своей безопасности в пользу какой-либо другой страны, какой бы важной она для него ни являлась.
Влияние «уотергейтского дела»
В то время, когда американское и китайское мышление стремилось к достижению взаимопонимания, уотергейтский кризис угрожал подорвать прогресс в развитии отношений, ослабляя способности Америки справляться с геополитическими проблемами. Крушения президента, задумавшего восстановить отношения с Китаем, в Пекине не поняли. Отставка Никсона 8 августа 1974 года и переход поста президента вице-президенту Джеральду Форду, последовавшие затем выборы в конгресс в ноябре 1974 года привели к прекращению поддержки в конгрессе наступательной внешней политики. Развернулись дискуссии по вопросу о военном бюджете. Под эмбарго попал ключевой союзник (Турция); в двух комитетах конгресса (Комиссия Черча в сенате и Комиссия Пайка в палате представителей) началось открытое расследование деятельности разведсообщества, за которым последовала утечка секретной разведывательной информации. Возможности США не допустить советские авантюры в развивающемся мире сократились после принятия Закона о полномочиях в условиях военного времени. Соединенные Штаты стали сползать в ситуацию внутреннего паралича — с неизбиравшимся президентом и враждебно настроенным конгрессом, — предоставляя Советам шанс действовать по своей воле, что, как могли бы подумать китайские руководители, как раз и планировалось нами в первую очередь. В начале 1975 года действия конгресса, помешавшие совместным американо-китайским усилиям создать коалиционное правительство в Камбодже, в Пекине трактовали как слабость перед лицом окружения Советами Китая
[446]. В такой обстановке, с китайской точки зрения, политика разрядки грозила перерасти в то, что Мао Цзэдун называл боем с тенью, созданием иллюзий дипломатического прогресса, а не реальностью. Китайские руководители предостерегали американцев (и многих других западных руководителей) об опасности умиротворения. Хельсинкская конференция по безопасности и сотрудничеству стала особым предметом критики китайцев, так как она создавала видимость стабильности и мира
[447].
