Еще одна серия историй повествует о великом ковре, украшавшем дворец шаха. Он назывался «Царский источник» — «Бахари кисра» по-персидски. Ковер был огромным — около 30 квадратных метров. Его использовали при дворе зимой, чтобы устраивать на нем пиры, представляя себя в цветущем саду. Фон ковра был золотым, с парчовыми вставками, вшитые в ткань драгоценные камни изображали плоды, листва была вышита шелком, а воды золотом. И вот встал вопрос, что делать со столь драгоценной вещью. В ином случае ковер, вероятно, украсил бы дворец нового правителя, как украшал дворец прежнего, и в самом деле, некоторые предлагали отдать его халифу Умару, но первые мусульмане твердо держались закона равного дележа трофеев. Делать было нечего. Ковер отправили халифу как часть дани. В Медине его разрезали на множество кусков. Али, двоюродный брат и зять Пророка, принимавший самое деятельное участие в проведении похода, получил фрагмент, стоивший 20 000 дирхемов, но и другим представителям мусульманской элиты, несомненно, досталась своя доля.
После захвата города бедуины стали думать о том, чтобы направить свои отряды на завоевание Персидской империи. Арабы едва ли знали, что делать с попавшими им в руки сокровищами. Араб, которому досталась при дележе драгоценная благовонная камфара, принял ее за соль и приправил ею свою еду.
Между тем и вдали от городов власти персов был брошен вызов. Одна история повествует о персидском всаднике из Ктесифона, который находился в принадлежащей ему деревне, когда туда пришла весть о вторжении арабов и бегстве персов. Сначала он самоуверенно пропустил известие мимо ушей и продолжал заниматься своими делами, пока не вернулся домой, где обнаружил, что кое-кто из его рабов собирает свою одежду и готовится уйти. На его вопрос они ответили, что их выживают из дома шершни (занабир). Он немедленно взялся решить проблему, потребовал рогатку и побольше глиняных шариков и начал расстреливать насекомых, размазывая их по стенам. Вероятно, он скоро догадался, что все не так просто и, осознав, что рабы вышли из повиновения, струсил. Он приказал одному из них оседлать ему коня. Но едва отъехав от дома, он столкнулся с арабским солдатом, который проткнул его копьем и оставил умирать. Поражение персидской армии явно привело к тому, что персидская аристократия оказалась не в почете, и крестьяне больше не повиновались своим господам. Старый порядок кончился.
Персидское войско уходило на восток в горы, и мусульманское войско силой около двенадцати тысяч человек двинулись по дороге вслед за ними. Достигнув Джалулы, персы решили дать бой. От Джалулы пути расходились: отсюда персы Азербайджана и северо-запада страны должны были идти одним путем, а персы Мидии и Фарса — другим. Если они еще могли дать отпор, то лишь здесь. Шах уехал дальше в горы Загрос, оставив людей и деньги своему полководцу Михрану, так как не желал лично встречаться с врагом. Персы заняли оборону в Джалуле. Они, по обыкновению, предпочитали статичные, оборонительные военные действия, занимая крепости и изредка делая вылазки, в противоположность более мобильной тактике арабов. В Джалуле они возвели земляной вал, увенчав его остроконечными деревянными копьями, которые позже заменили железными. Мусульмане не возводили укреплений, а раз за разом атаковали противников. Согласно одному сообщению, укрепления удалось взять, когда персы делали вылазку и сами взломали часть вала, чтобы пропустить обратно конницу. Отряд арабов немедленно закрепился за валом и открыл путь остальным. Победа была полной, а потери персов — ужасающими.
И здесь предстояло разделить взятую добычу трофеи. Среди наиболее примечательных трофеев была статуя верблюда (величиной примерно с козленка, если поставить его на землю). Имелись и живые трофеи. Один из арабских воинов рассказывал, как вошел в шатер перса, где лежали подушки и одежда. «Вдруг я почувствовал, что кто-то скрывается за занавесями. Я сорвал их — и что же увидел? Женщину, подобную газели, сияющую как солнце! Я взял ее и ее одежды и отдал последние в общую добычу, но попросил, чтобы девушку оставили мне. Я сделал ее наложницей, и она родила мне ребенка». Таковы были блага победы, и мусульмане без стеснения пользовались ими.
Победа в Джалуле закрепила господство арабов над Савадом. Мусульманские войска продвинулись на север до Каркисии на Евфрате и Такрита на Тигре. Встал вопрос, идти ли им дальше, через перевалы гор Загрос и на Иранское плоскогорье за ними.
Одновременно с завоеванием Савада войска арабов совершали первые вылазки в Южный Ирак. Военные действия в общих чертах повторяли стратегию, применявшуюся севернее. Начиналось с набегов местных племен, старавшихся воспользоваться слабостью обороны Сасанидов. Вскоре Умар прислал из Медины подкрепление с командующим, Укбой ибн Газваном. Возможно, новые силы составляли всего несколько сотен человек, которые должны были позаботиться, чтобы все новые приобретения попадали под власть мусульманского правительства. Говорили также, что эта экспедиция составляла часть общей стратегии мусульман, нацеленной на то, чтобы отрезать персов в Южном Ираке и Фарсе от помощи их соотечественников с севера. Первым существенным их завоеванием стал город Убулла. Убулла (которую древнегреческие географы знали под названием Апологос) была в то время крупнейшим портом в глубине Залива. Нам мало сообщают о подробностях завоевания. Известно только, что арабы нашли здесь новый сорт хлеба, выпекавшегося из белой муки.
От этой базы завоевание распространилось к близлежащим городкам и селениям. Мы, как обычно, находим много подробностей, но не видим целостной картины. Сопротивление оказывали лишь местные персидские гарнизоны и дехканы. Не было ни одной попытки выступить против захватчиков крупными силами. По мере того как те или иные области попадали под контроль Медины, в них собирались и распределялись среди войска завоевателей налоги. Очень немногие бедуины умели читать и писать, поэтому ведение счетов доверили некоему Зияду, совсем еще мальчику. Ему за такую тяжелую работу платили немалое жалование в 2 дирхема в день. Так началась его блестящая административная карьера: мальчику Зияду предстояло стать одним из основателей аппарата управления ислама.
После смерти Укбы, возвращавшегося из паломничества в Мекку, на его место назначили Мугиру ибн Шуба. Мы уже знакомы с Мугирой — тем человеком, который дерзнул усесться на трон рядом с Рустамом. Умар выбрал его для командования мусульманами в Южном Ираке, потому что он был не бедуином, а уроженцем оседлого поселения в Хиджазе. Хотя он был обращен в ислам всего за два года до смерти Мухаммада, однако мог все же претендовать на статус спутника Пророка. Мугира был твердым и способным вождем, но его карьера вскоре оборвалась из-за скандала, едва не стоившего ему жизни.
Он завел связь с женщиной по имени Умм Джамил, женой человека из племени такиф. Другие члены племени проведали об их связи и решительно вступились за честь соплеменника. Они дождались случая, когда он пришел к ней, и прокрались посмотреть, что происходит между ними. Они увидели Мугиру и Умм обнаженными, причем он лежал на ней. Так же тихо удалившись, они известили халифа Умара. Тот, в свою очередь, послал добродетельного Абу Мусу принять командование в Басре и прислать Мугиру к нему в Медину для расследования. Когда тот прибыл, Умар представил ему четырех свидетелей. Первый так рассказал об увиденном: «Я видел, как он лежал на животе женщины, прижимаясь к ней и вводя и выводя свой пенис, как лопатка для грима входит и выходит из кувшинчика с косметикой (хул)». Двое следующих свидетелей подтвердили сказанное первым. Тогда Умар обратился к четвертому, юному Зияду, уже занимавшемуся ведением армейских счетов. Халиф надеялся, что тот не даст показаний, заставивших бы приговорить к смерти спутника Пророка. Зияд выказал дипломатический талант и сообразительность, хорошо послужившие ему и в будущем. «Я видел скандальное зрелище, — сказал он, — и слышал тяжелое дыхание, но не видел, входил он в нее или нет». Поскольку Коран для осуждения за прелюбодеяние требует недвусмысленных показаний четырех свидетелей, обвинение лопнуло, и нам сообщают, что халиф Умар приказал высечь остальных трех свидетелей за необоснованное обвинение. Эта история часто приводилась мусульманскими законоведами, потому что в ней великий Умар, главный после самого Пророка законодатель в суннитском исламе, сделал практически невозможным осуждение по обвинению в прелюбодеянии.
