Книга Великие арабские завоевания, страница 55. Автор книги Хью Кеннеди

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Великие арабские завоевания»

Cтраница 55

Прибыв к Мерву, шах послал письмо правителю Магую, и тот вышел ему навстречу, всем видом выказывая преданность. Здесь верный Фаррухзад передал судьбу своего властелина в руки Магуя и возвратился в Рей, полный мрачных предчувствий, оплакивая рустама, подобного которому уж нет боле, убитого одним из «враноглавых» в черных тюрбанах. Мысли Магуя обратились к измене. Он написал Тархуну, правителю Самарканда, предлагая составить заговор против Йездгерда. Тархун согласился выслать в Мерв своих тюрков. Йездгерда предупредили об их приближении, и тогда он надел доспехи и приготовился к битве. Однако скоро он увидел, что никто из его людей не готов поддержать его, что Магуй устранился от боя и шах остался в одиночестве. Он отчаянно сражался, но вскоре принужден был бежать, бросив коня с золотым седлом, палицу и меч в золотых ножнах. Он нашел убежище на водяной мельнице на одной из рек Мерва.

Здесь, оставив шаха в величайшем несчастье, поэт с тем отрешенным пессимизмом, который был типичен для трудов поздних персидских поэтов, подобных Омару Хайяму, размышляет над жестокостью судьбы:

На мельнице шах, от погони укрыт,
На клоке травы пожелтевшей сидит...
Обычай твой, мир вероломный, таков—
Свергать вознесенного до облаков.
Владыка, чей небо носило престол,
Порою счастливой, что ж ныне обрел?
Лишь мельницу эту. Удел небогат!
Не мед нам подносится в чаше, но яд.
Что сердце привязывать к дому скорбей!
Быть может, минует лишь несколько дней,
И грянет кимвал, в путь! — услышишь ты зов.
Престол под доскою могильной готов...
Ни крохи во рту, очи, полные слез —
Так маялся, солнце покуда зажглось.
Вот дверь открывается, мельник идет,
Он сена охапку, согнувшись, несет.
Хосровом он звался, из низких, притом
Ни славой, ни честью богат, ни умом.
От мельницы хлеба искал своего,
Иного на свете не знал ничего.
Вдруг видит: муж, статностью тополю брат,
Сидит на земле, видно, грустью объят.
Венец его царский льет света лучи,
И блещет одежда из чинской парчи.
Оленя глаза, грудь могучего льва —
Любуясь им, взоры насытишь едва.
Блестят его кафши, все в золоте сплошь,
Без лалов вершка в рукавах не найдешь.
Хосров на него, изумленный, глядит
Да имя Творца в изумленье твердит.
«О царь солнцеликий,— промолвил ему,—
На мельнице сей очутился к чему?
Рожден обитать на сей мельнице ты ль?
Здесь только пшеница да сено, да пыль.
Ты кто, столь могучий и светлый челом?
Такого не знают и в небе самом».
«Один из иранцев я,— царь отвечал,—
От войска туранского нынче бежал».
Тут вымолвил мельник: «Томлюсь от стыда.
Как быть! Неразлучна со мною нужда.
Коль с кешком мой хлеб пригодится тебе,
Да бедный порей, что растет при ручье,—
Вели, принесу я, вот весь мой припас.
Удел неимущих — лить слезы из глаз».
Три дня уж, покуда гремела война,
Не ведал владыка ни пищи, ни сна.
«Неси, что имеешь,— ответ был словам,—
Да вспомни: с едой подобает барсам».
Разостлан лоскут пред владыкой царей,
Хлеб с кешком тут мельник несет и порей.
Теперь лишь в барсаме нуждается шах.
Спешит на дорогу, туда, где бажгах,
И слышит уже о барсаме слова
От мельника староста, Зарка глава.
Магуй между тем во все стороны слал
Своих соглядатаев, шаха искал.
«Почтенный! — у мельника старший спросил.
В барсаме нужду отчего ощутил?»
«На мельнице,— мельник в ответ говорит,—
На сене воинственный некто сидит.
Он схож с кипарисом осанкой своей,
А ликом небесного солнца светлей.
Глаза, что нарциссы, бровь каждая — лук,
Вздыхает, душой изнывая от мук.
Я старую скатерть пред ним разостлал,
Хлеб с кешком — припас мой убогий собрал,
Но хочет с барсамом он баж произнесть.
Муж — диво, очей от него не отвесть!» [50]

Староста Зарка тут же послал мельника к Магую, который приказал бедняку вернуться на свою мельницу и убить шаха, пригрозив казнью, если тот ослушается, и добавив, чтобы тот остерегался запачкать кровью венец, царские серьги, мантию и печать. Волей-неволей мельник исполнил, что было приказано: он заколол шаха кинжалом. Вскоре явились подручные Магуя и, сорвав с тела знаки царской власти, бросили его в реку.

В заключение истории поэт добавляет, что христианские монахи из соседнего монастыря увидели в реке нагое тело и вытащили его из воды. Они выстроили для него в саду башню молчания. Они осушили рану от кинжала и покрыли тело мазями и смолами, камфарой и мускусом: затем они одели тело в желтую парчу, возложили его на муслин и покрыли голубыми покровами. Наконец, священник умастил место упокоения шаха вином, мускусом, камфарой и розовой водой.

Магуй, разумеется, пришел в ярость, заявив, что христиане никогда не были друзьями Ирана и что всех, принимавших участие в погребальном обряде, следует убить. Однако сам он вскоре плохо кончил. Подобно Макбету, он раскаялся в своей измене:


Муж знанья царем не признает меня,
Печать мою войско отринет, кляня.
К чему было царскую кровь проливать!
От дум обливался я кровью всю ночь —
Творцу лишь известно, как было невмочь!

Его Малькольм не заставил себя долго ждать, явившись в образе военачальника из Чача (Шаша, Ташкента). Предателя Магуя и его сыновей схватили, отрубили им руки и ноги, после чего сожгли заживо.

Затем поэт лаконично заключает:


Носителя веры — Омара пора
Настала, не трона — минбара пора [51].

После смерти Йездгерда III арабы заняли Мерв, по-видимому, сдавшийся без боя. Впрочем, никакие подробности нам не известны.

Падение Мерва и смерть последнего Сасанида обозначили окончание первой фазы завоевания Ирана. Практически вся территория современного Ирана вместе с некоторыми районами Кавказа и Туркменистана в той или иной форме признали господство мусульман. Падение великой Сасанидской империи было быстрым и решающим. Несмотря на высокую репутацию древнего царства, попытки возродить его были редкими и безуспешными. Старый порядок окончился навсегда, но культура Ирана во многом пережила завоевание. Арабы разбили армию Сасанидов. Они обложили данью большую часть крупных городов и захватили контроль над многими, хотя далеко не над всеми главными путями, но этим все, в общем, и кончилось. Единственный мусульманский гарнизон стоял, кажется, в Мерве, на северо-восточной границе, и даже туда войска присылались из Ирака и каждые несколько лет сменялись, а не оставались на жительство. В первые полвека мусульманского владычества присутствие мусульман не особенно ощущалось. В Иране не основывали новых мусульманских городов и не строили больших мечетей. Завоевание во многих случаях было лишь формой сотрудничества с местной иранской элитой, как это было с Куммом и Реем. Многие области, такие как горные княжества Северного Ирана, вообще оставались неподконтрольными мусульманам, и они не могли пользоваться прямой дорогой от Рея к Мерву, потому что она оставалась опасной.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация