Фергану, вместо того чтобы объединиться с ним и сражаться. Больше того, Курсул, вождь тюргешских тюрков, на поддержку которых он надеялся, оказался ненадежным и не пришел ему на помощь. Письма интересны тем, что позволяют проникнуть в проблемы соперничества местных князей, которое продолжалось даже тогда, когда они пытались остановить вторжение мусульман, а также и тем, что в значительной мере подтверждают версию событий, которую мы находим в описании арабского вторжения Абу'л-Хасана аль-Мадаини, использованном ат-Ткбари. Это редкая и приятная для историка возможность получить непосредственное подтверждение того, что источники, на которых мы основываемся в понимании событий, действительно отражают историческую реальность.
Арабы завоевали Пенджикент в 722 году. Эта местность из всех согдийских раскопок наиболее полно исследована археологически. Древний город стоял на плато над плодородными землями долины верхнего Заравшана. На севере, за плоской речной долиной, четко видны сухие вершины Туркестанского хребта. Сам город был выстроен из кирпича-сырца и в 722 году стал убежищем для множества знатных изгнанников из Согдианы. В то время были построены большие дома, украшенные фресками с изображениями сражений, охоты и празднеств согдийских владык. Всей этой роскоши положило конец вторжение арабов, когда большая часть города была уничтожена. Часть кварталов отстроили в более скромном стиле после 740 года, когда арабская администрация прочнее утвердилась в этой области и торговля вновь пошла на подъем, но к прежнему процветанию город так и не вернулся.
Несмотря на отдельные успехи арабского оружия, ни одному из наместников того периода не удалось затмить достижения Кутайбы и восстановить позиции мусульман в Трэансоксании. Объединение сил согдийцпев и тюрков подорвало власть арабов над землями, захваченными ими за рекой. К 728 году из всей Заравшанской долины в руках мусульман оставались только великий город-крепость Самарканд и укрепленные городки поменьше: Дабусия и Камарджа, стоявшие на большой дороге и защищенные мусульманскими гарнизонами. Даже Бухара была фактически потеряна для них. Основной целью кампаний в Трансоксании стала борьба за удержание оставшихся форпостов, и одним из наиболее живо описанных эпизодов этой войны является осада Камарджи тюрками в том же году. Конфликт начался почти случайно. Вождь тюрков каган двигался по большой дороге из Самарканда, направляясь к Бухаре. Мусульмане в маленьком придорожном городке Камардже не знали о его действиях, пока, выводя животных на водопой и перевалив холмы, не увидели «гору стали» — колонну тюрков и их иранских союзников. Арабам, чтобы укрыться в стенах своего городка, пришлось действовать быстро. Они послали часть животных к воде, чтобы отвлечь внимание тюрков, а сами как можно скорее бросились к крепости. Успевшие заметить их тюрки гнались по пятам. Арабы лучше знали местность, поэтому добрались быстрее и укрылись за укреплениями, зажигая костры из хвороста, чтобы сжечь мосты через ров.
Вечером, когда тюрки временно отошли, обороняющиеся получили два предложения помощи. Одно исходило не от кого иного, как от внука последнего шаха Сасанидов, Йездгерда III, присоединившегося к тюркам в надежде отвоевать империю своих предков. Он предложил заступиться за арабов перед каганом и выговорить для них гарантию безопасности. Ему, безусловно, не помешало бы заручиться дружбой группы арабских воинов. Но те с презрением отвергли его предложение.
Второе предложение было более серьезным. Оно исходило от человека по имени Базагари. Это был местный житель и, по-видимому, доверенный посредник кагана. Он привел с собой к стенам крепости нескольких арабских пленников, захваченных ранее, и крикнул обороняющимся, чтобы те выслали кого-нибудь для переговоров. Первый, кто вышел к нему, не понимал языка, так что пришлось подыскать другого — араба из племени Кутайбы — бахили, знавшего язык тюрков. Базагари внес от имени кагана финансовое предложение: тот взял бы арабов в свою армию, выплачивая им повышенное жалование; те, кто получал 600 дирхемов, получили бы от него 1000, а те, кому платили всего 300, получили бы 600. Арабский посланник ответил на это предложение презрением. «Ничего не выйдет, — сказал он. — Разве могут волки-арабы поладить с овцами-тюрками? Между вами и нами не будет мира». Кое-кто из тюрков пришел в ярость и потребовал казнить посланника на месте, но Базагари отказался. Посланник все больше беспокоился за свою безопасность, поэтому выдвинул встречное предложение: половина арабов уйдут свободно, а половина останется служить кагану. Затем он вернулся к стене, и его на веревке втянули наверх. Оказавшись в безопасности, он заговорил совершенно иным тоном. Он спросил жителей Камарджа, не хотят ли они от веры перейти к безверию, отлично зная, каков будет ответ. Он продолжал дразнить мусульман: «Они предлагают вам сражаться вместе с неверными!», на что ему ответили: «Мы скорее умрем, чем это сбудется». «Так дайте им знать!»
И со стен прокричали отказ.
Между тем каган заставил своих людей срубить зеленые деревья (такие, чтобы плохо горели) и забросать ими ров, окружавший город. Защитники бросали туда же сухое дерево (горючее). Когда ров наполнился, мусульмане подожгли дерево, и Господь выступил на их стороне, послав им сильный ветер. За один час все плоды шестидневных усилий тюрков были уничтожены. Лучники на стенах тоже сделали свое дело: многие из атакующих получили ранения, другие погибли, в том числе и Базагари, умерший от раны в ту же ночь. После этого случились подлые дела. Тюрки хладнокровно казнили арабских пленников, числом около сотни, и забросили за стены головы наиболее знатных из них. Арабы в ответ убили около 200 сыновей неверных, «хотя те отчаянно защищались». Потом тюрки начали штурм ворот в земляных укреплениях, и пятерым удалось добраться до гребня стены, прежде чем их сбросили вниз.
Отдельные инциденты очень отчетливо вспоминаются позднейшими рассказчиками. В одном из таких рассказов правитель Шаша (Ташкента), бывший в союзе с каганом, попросил разрешить ему штурм. Каган отказал, говоря, что это слишком трудно, однако правитель возразил, что если ему обещают в награду двух арабских девушек-рабынь, он пойдет впереди, и добился разрешения. Он со своими соратниками подобрался к пролому в стене. Рядом стоял дом с дырой, открывавшейся на пролом. В этом доме лежал больной, но, несмотря на болезнь, он сохранил достаточно сил и смекалки, чтобы забросить крюк, подцепив князя за кольчугу. Затем он подозвал бывших в доме женщин и мальчиков и с их помощью втащил добычу в дом. Там князя оглушили камнем и зарезали. Молодой тюрк взобрался наверх и сразил убийцу, забрав его меч, но защитники города сумели оставить себе тело.
В другом эпизоде мусульмане взяли длинные доски, которыми обкладывали ирригационные каналы, и поставили поверх земляного вала, устроив щиты, за которыми они могли укрываться, и бойницы для лучников. Однажды сам каган подошел осмотреть укрепления и приблизился на расстояние выстрела. Лучник выстрелил ему в лицо, однако на том был тибетский шлем (с гардой для носа — возможно, похожий на норманнский шлем с гобелена из Вайи), и каган не пострадал. Он еще получил легкую рану в грудь, но отступил без большого ущерба для себя.
Осада затягивалась, каган утомился и стал раздражителен. Он обвинял своих союзников, согдийских князей, уверивших его, будто бы в городе находятся всего пятьдесят ослов и его можно взять за пять дней. Прошло уже два месяца, а оборона не слабела. Начались переговоры. Каган говорил, что не в обычае тюрков снимать осаду, не завоевав город или не заставив защитников покинуть его, на что мусульмане отвечали, что не откажутся от своей веры. Тогда им предложили уйти в Самарканд или Дабусию — единственные города, бывшие еще за мусульманами. Мусульмане послали гонца в Самарканд за советом. Выйдя из города, тот встретил знатного перса, с которым дружил (еще один пример возникающих в этой области межэтнических дружеских связей). Тот помог ему раздобыть пару коней самого кагана, пасшихся поблизости. Гонец в тот же день доскакал до Самарканда. Там народ посоветовал, чтобы гарнизон Камарджа эвакуировался в Дабусию, расположенную ближе. Осада продлилась пятьдесят восемь дней, и по меньшей мере тридцать пять из них мусульмане не поили своих верблюдов.
