— Принцесса Фрига не нуждается в чьих-либо
рекомендациях, — ответила она с достоинством. — Если вы сумеете
повторить это и завтра... на трезвую голову, в присутствии придворных, то обо
мне вы больше не услышите.
— Ловлю на слове, — ответил он, и она с
негодованием уловила в голосе тцара облегчение. — Завтра я объявлю в
присутствии придворных...
Жаба требовательно застрекотала. Мрак не обращал на неё
внимания, она соскочила на пол, в два прыжка преодолела расстояние и начала
карабкаться к нему на колени. Женщина с ужасом наблюдала, как это маленькое
страшилище упорно лезет, вытягивает короткую шею, цепляется передними лапками,
отталкивается задними, но лапки скользят...
Наконец, Фрига носком изящной туфли брезгливо подпихнула
жабу под толстый зад, и та с облегчением взобралась на колени старшего друга.
Мрак прижал её широкой ладонью, она попыталась встать и облизать его лицо, но
он придавил сильнее, и она распласталась на его тёплых надёжных коленях, глядя
на женщину выпуклыми глазами.
Она содрогнулась.
— У вас и вкусы... То звёзды, то жабы...
Он сказал:
— Как видите, в моей жизни нет места для таких женщин.
Она поднялась, глаза её смотрели требовательно.
— Утром, в самом деле... подтвердите?
— Клянусь самым дорогим, — ответил Мрак, —
что у меня есть. Вот этой жабой.
Женщина сделала шаг в пространство, оглянулась на Мрака,
побледнела. Не хочет, понял он, выдать тайный ход. Она была уверена, что
зарежет его и уйдет незамеченной.
Он кивнул на двери:
— Лучше сюда. Здесь ни паутины, ни костей под ногами.
За дверью загремело, когда он только взялся за ручку, а когда распахнул её,
двое здоровяков уже с мечами наголо стояли навытяжку и преданно ели его
глазами.
Мрак приложил палец к губам, из-за его спины потихоньку
выскользнула Фрига и быстро-быстро дошла через зал. Стражи провожали её
заинтересованными взглядами. Молодая женщина в смятении забыла сбросить с плеч
покрывало с Тцарского ложа.
По ту сторону двери его спальни звуки медленно затихали,
словно море отступало от берега. Сперва ушли придворные, перестали суетиться
челядины, что готовят на утро свежее белье, чистят ковры, протирают мебель.
Он вслушивался, а когда убедился, что и за дверью основная
часть стражей не то уснула, не то отлучилась в соседний зал, а двое самых
стойких играют в кости, на цыпочках подкрался к двери, сунул в петли уже
проверенную ножку кресла. Тихо, снизу запахи просачиваются спокойные, толстые,
не смятые внезапными завихрениями воздуха, что значит, все окна закрыты
ставнями.
Жаба, пригретая на коленях, уже снова раскинула во сне
крохотные лапки на той же подушке. Он ударился о мраморный пол, лишь чуть
прикрытый ковром, голова закружилась от обилия запахов, от грохота, шума,
крика, далёких голосов, конского ржания, скрипа удалённых лестниц... Ему
почудилось, что небо и земля пару раз поменялись местами, но это в голове лишь
менялось человечье на волчье. Все стало в сотни раз ярче, чётче, богаче, а
запахи сразу выдали такие картины, которые глаза никогда-никогда...
По струйке из-под двери теперь он видел весь большой зал,
видел все места, где сидят или стоят люди, где украдкой сплёвывают в углы,
видел всё пространство, и даже слабо, фрагментами, видел следующий зал, из
которого точно так же просачиваются запахи из других помещений и даже со двора.
Он поднялся, головокружение уже прошло, а всё тело переполняла
сильная свирепая мощь. Он успел подумать, что не потому ли в его далёкой
деревне мужчины нередко не возвращались в людскую личину, что в теле зверя
всегда молод и силён, а человек — это слабость, тревоги, сомнения, страхи,
болезни...
Однако перед потайным ходом снова пришлось грянуться оземь,
волчьи лапы не в состоянии отодвинуть край ковра и вытащить камень из стены. В
другой раз, подумал Мрак хмуро, можно будет плюнуть на все эти потайные ходы и
дунуть прямо через ночной дворец... Все спят, а если кто и бродит ночью, то он
его легко почует издали, затаится, пропустит или же заранее выберет другую
дорогу.
Приближение поверхности он снова ощутил задолго до того, как
добрался до выхода. Просачивающиеся запахи, едва заметное тепло прогретой за
день земли, даже неслышимые шумы, похожие на движение прорастающей травы, будто
корни проламывают землю, разрыхляют, сосут соки, чавкают, булькают...
Уже в людской личине без боязни отодвинул камень, вышел и
тщательно поставил обратно. Сейчас, когда зрение стало иным, звуки притупились
в десятки раз, а мир запахов исчез вовсе, ему пришлось постоять пару минут,
пока глаза промаргивались, а он заново вслушивался и всматривался в ночной
город.
По тёмному и звёздному небу медленно ползут рваные облака.
Ковшик луны ныряет по ним, похожий на маленький кораблик, что борется с тёмными
волнами. Крыши блестят, но окна тёмные. Только в дальней, на грани видимости,
высокой башне, что над самым горизонтом, багровый свет, видно даже, как
метнулась зловещая тёмная тень. Ещё горит свет в верхних окнах башни
придворного колдуна, но они плотно закрыты ставнями, пробивается только узкий
лучик света между толстыми дубовыми досками. Чего боится колдун, если даже на
верхних этажах ставни, которые пробить разве что тараном?
— Ладно, — сказал он негромко, — пойдем
знакомиться с городом. С городом, который мне... гм, вверен на две недели.
Страж у ворот ночного рынка озадаченно открыл рот. Мрак
посмотрел на его ошалелый вид и сразу представил себе, что тот видит. Вон идут
добропорядочные горожане, загулявшие малость, но всё же благопристойные,
обычненькие такие человечки, их только по одежде и отличаешь, да и то... гм...
одеваются все одинаково, а следом за ними топает настоящее чудовище: обнажённый
до пояса дикарь, лохматый, волосы торчат во все стороны, морда зверская, за
плечами огромный топор с прямой рукоятью. Могучее тело блестит в мертвенном
лунном свете и особенно когда проходит под факелами в стенах, словно
отполированная волнами и солнцем гранитная глыба. Зубы белые, острые, смотрит по
сторонам с любопытством, дикарь проклятый, чудовище, откуда они только такие
берутся...
Мрак поглядывал по сторонам, всё схватывал и всё подмечал,
но глазами держал в первую очередь людей с оружием. Он не зря решил идти
обнажённым до пояса, в этом случае все прежде всего видят его могучие мышцы, и
никому не придёт в голову искать сходство с их тцаром. Да и волосы взлохматил и
вздыбил нарочито, это тоже бросается в глаза, а у тцара, если кто видел их под
тцарской шапкой, волосы всегда ухоженные, вымытые и умасленные дорогим розовым
снадобьем.
Портки маловаты, а башмаки он отыскал в прошлый раз в хламе
самые растоптанные, да и то чуть жмут в пальцах. Мелковат народ пошел,
мелковат...
Из караульной будочки на крик стража вышел тучный офицер,
посмотрел недружелюбно.
