— Поели, — объявил он Хрюнде наставительно, —
теперь спать! Поняла?
Хрюндя скакала на всех четырёх, деловито обследовала
просторное помещение, где столько нового и интересного. На окрик не обратила
внимания, ушей нет, а по её наглой роже Мрак никогда не мог определить, слышит
или нет.
— Какая ты противная, — сказал он. —
Свинёнок. Перепончатый свинёнок. Свинястик.
Тяжёлые сапоги стянул, швырнул под стол. Натруженные ноги
сладко заныли. Он лег на кровать, суставы прямо на глазах распрямлялись,
удлинялись, а по мясу прошла легкая приятная дрожь с покалыванием.
Хрюндя с печальной мордой уселась у самой двери. Взор был
неотрывно устремлён на крюк, где висел их дорожный мешок. В глазах были тоска и
надежда, что мешок потихоньку начнет слезать, тут она его и схватит, и
потреплет, и потаскает по всей комнате, и потискает, и погрызёт всласть толстые
кожаные лямки...
— Да не слезет, — бросил Мрак сердито. — Что
он, дурной? Ложись, спи.
За окном медленно угасал закат. Багровость перелилась в
тёмный пурпур, фиолет, тусклые звезды наливались светом. Он лежал, закинув руки
за голову. Вспомнилась мавка. Потом пошёл мыслью дальше, глубже, этот страшный
разговор с Олегом, когда тот открыл ему, сволочь, жуткую истину... без которой
так хорошо бы жилось... Что он теперь если не прибьют, не зарежут, не удавят,
если сам не утонет или как-то иначе не лишится жизни, то может жить до
бесконечности!
Да, он после того разговора неделю сидел в пещере, дрожал.
Одно дело знать, что жизнь коротка, всё равно скоро помрешь, как бы ни
изощрялся, храбрым или трусом жил... и совсем другое, когда вот так. Если
прожить всю жизнь в такой скорлупе, чтобы не тронули и чтобы сверху дерево или
камень с горы не упали, то... будут меняться эпохи, реки будут менять русла,
леса будут вырастать, как трава, и сменяться степями, пустынями, на их местах
будут возникать моря, а через тысячи лет и те будут высыхать, а он всё так же
будет...
— Что будет? — прошептал он вслух. — Что будет?..
Я-то буду, но будет ли жизнь у меня... Нет, я верно сделал, что вот так... Надо
жить, в драки не лезть... Ссор избегать, я уже не тот Мрак, что вышел из
Леса... но и в пещерах прятаться негоже... Наверное, негоже.
В полутьме чуть шелестнуло. Он присмотрелся, сердце сжалось.
Бедная Хрюндя утащила его сапог под лавку, спала, положив на него голову и
обхватив обеими лапами. Ей было неудобно, но зато и во сне чуяла его запах, не
так страшно и одиноко.
— Бедная зверюка, — сказал Мрак тихо. — Я все
равно тебя люблю.
Он осторожно высвободил сапог, Хрюндя тут же подняла голову.
Глаза, ёще затуманенные сном, уставились с опаской и надеждой. Мрак погладил ёе
по шипастой голове, вернулся к ложу. Уже в темноте, когда лежал и прислушивался
к шорохам за стеной, услышал, как тихо простучали коготки по комнате.
В лунном свете мелькнул силуэт с гребешком на спине. В зубах
опять сапог, потом из дальнего угла послышался удовлетворённый вздох, глухо
стукнуло, словно на пол бросили мешок с костями.
Свинёнок противный, подумал Мрак сердито. Ещё прогрызёт
сапог сдуру. Или из великой любви. Кто их, жаб, разберёт.
Нехотя поднялся, пересек помещение. Руки в темном углу
нащупали шипастую спинку. Жаба затихла, но сапог прижимала к груди обеими
лапами. Вздохнув, он поднял её, перенёс к себе и положил рядом. Хрюндя наконец
выпустила сапог, замерла, боясь поверить в неслыханное счастье. Он слышал, как
колотилось её маленькое сердечко, подгрёб ближе и быстро заснул сам, странно
успокоенный и умиротворенный.
Поздно ночью, судя по шуму и окрикам, прибыл богатый
караван. В дороге, объясняли хозяину под самым его окном, сломалась тяжело
груженная телега с товарами, кое-как дотащились, Мрак сквозь сон слышал, как со
двора тут же донёсся стук молота, а ночь озарилась багровыми сполохами. Всяк
поработает ночью, если платят вдвойне. Кожевенных дел мастера спешно починяют
конскую сбрую, ремни, слышно по запахам, всё пришло в негодность за долгий
путь, а завтра надо успеть на ярмарку.
Купцов, караванщиков, стражу — распихали по свободным и
полусвободным помещениям. В комнату к Мраку поселили купца, Мрак отвернулся к
стене, не интересуясь, на какой из лавок купец заснёт, захрапел всласть.
Хрюндя некоторое время устраивалась на новом месте в кольце
его рук, подгребала лапки, тыкалась холодным носом, ёрзала, но заснула раньше
Мрака. Он снова ощутил себя в волчьей шкуре, вон с Ховрахом охраняет дверь,
Ховрах пьёт и наливает ему, маленькая Кузя теребит его за уши, расчёсывает
шерсть, целует в волчий нос и требовательно обещает выйти за него замуж...
Утром он проснулся с рассветом, даже купец ещё спал, пошарил
в постели, звучно похлопал ладонью, разбудив купца, слез и, сидя на краю
кровати, обвёл помещение злыми глазами.
Сонный купец забеспокоился, сосед выглядит больно грозным, с
таким, если в лесу встретишься — сразу всё с себя сам снимешь, только бы душу
не губил, но Мрак на него внимания не обращал, снова зачем-то похлопал ладонью
по смятой постели, подхватил с пола сапог и швырнул в стену, где висела одежда.
Прислушался, взял второй сапог и подозрительно обвёл налитыми злобой глазами
комнату.
Купец с тревогой следил за странным варваром, спросил
трепещущим голосом:
— Дорогой друг, что-то случилось?
— Еще как, — прорычал Мрак.
— Я могу помочь?
— Можешь... — рыкнул Мрак. Внезапно гаркнул: —
Вылезай, тварь дрожащая!
Купец поспешно соскочил с лавки, потом лишь сообразил, что
лохматый варвар смотрит мимо. В испуге тоже оглядел комнату. Как говорится, ни
удавиться, ни зарезаться нечем. Здесь если кто и спрячется, то не крупнее
таракана. А варвар не похож на человека, который бьется с тараканами.
— Я знал одного, — сказал он осторожно, —
который воевал с драконами. Только тех драконов никто не зрел, кроме него
самого.
Мрак, не слушая, присмотрелся к горшку с цветами, радостно
заорал:
— Ага, вчера этого горшка не было! Перекувыркнувшись в
воздухе, сапог угодил каблуком в задорно выпяченный бок. Звякнуло, горшок
разлетелся на куски в комьях земли. Черепки со звоном посыпались на пол, цветок
повис на подоконнике, а сапог вылетел в окно. Мрак выругался с таким
остервенением, что купец отпрыгнул и снова быстро оглядел комнату.
— Что с тобой?
— Откуда этот горшок взялся?
— Час назад дочка хозяина принесла, — сказал купец
завистливо. — Сама рвала, лазила в саду чуть ли не ночью. Говорит,
чужестранцу уважение оказать надобно.
Мрак стиснул кулаки. Купец вздрогнул и присел, когда варвар
заорал, страшно багровея и раздувая дикие ноздри:
— Вылезай!.. Прибью, разорву, растопчу!
Купец не успел молвить, что от такого приглашения любой спрячется
ещё дальше, но внезапно под потолком хрюкнуло. Кусок стены отделился, рухнул на
пол. Это оказалась необыкновенно крупная жаба, толстая, сытая, с нагло
вытаращенными глазами. По всему её телу мерцал, исчезая, рисунок сосновых
досок.
