— Давненько сюда не заглядывали, — сказал казначей
с легким укором. — А это ж сердце державы, Ваше Величество!
— Неча в сердце лезть с сапожищами, — проворчал
Мрак. Дверь приоткрылась. Мрак толчком распахнул створки.
Пальцы дрогнули, ключ выпал и тонко звякнул о каменные плиты
пола. Мрак тихонько перевел дух, чтобы казначей не заметил.
Зал потряс. Втрое просторнее предыдущего, стены уходят в
темноту, но на освещённом факелом участке ступить негде между сундуками,
скрынями, что и на полу, и на столах, и даже один на другом. Некоторые украшены
такими крупными самоцветами, что страшно и подумать, какие богатства в самих
сундуках. Но ещё больше зияют пустыми оправами, где явно были драгоценные
камни, а теперь... теперь почему-то нет.
Казначей поднёс факел к светильнику в стене. Тряпичный
промасленный фитиль загорелся сильным оранжевым светом, но казначей оставался с
факелом, почтительно подсвечивая Мраку. Мрак всё ещё ошалелым взором обводил
этот гигантский зал-пещеру, полный сундуков, ларцов, скрынь.
— Всего лишь раз в месяц, — сказал за спиной
Щускарь извиняющимся голосом.
— Это не так часто Ваше Величество снисходит к этому
презренному злату. Да и у нас оно долго не задерживается... хе-хе...
Мрак подошёл к ближайшему сундуку, замка нет, хотя изящные
дужки на месте. Не придумав ничего умного, спросил тупо:
— А где замок?
Казначей с самым виноватым видом развёл руками.
— Ваше Величество так часто заглядывало в этот сундук,
что... рассердилось на замок и перестало им пользоваться.
Мрак откинул крышку. Сундук пуст, даже чист, словно после
ограбления его ещё и выскоблили изнутри. А то и вылизали.
— Можешь не объяснять, — буркнул он.
Он перевёл взгляд на другие сундуки, пошёл осторожно, крышки
приподнимал справа и слева, везде пустые. А то, что он принимал за золотые
кружочки монет, тускло блестящие в багровом свете факела, оказывалось всего
лишь орнаментом.
Казначей следовал по пятам, сочувствующе вздыхал. Мрак
прошёл вдоль стены, все сундуки оказались пустыми. Посмотрел на оставшиеся под
стеной напротив. За спиной сдержанно вздохнуло.
— И там все так же?
— Так же, — ответил казначей печальным голосом.
— Сколько же я должен взять?
Он напрягся, но казначей ничуть не удивился, развёл руками.
— Если Ваше Величество так и не решилось повысить
жалованье, как просит Геонтий... то две тысячи золотых монет, а если повысили,
то три.
— А здесь найдётся хоть одна монета? Казначей кашлянул,
промямлил:
— Разве что где-то в щель провалилась... но в сундуках,
ларях — вряд ли. Вам в прошлый раз уже не хватило, помните? Пришлось задержать
выплату денег армии. Вы сказали, что заплатите сразу за два месяца. К счастью,
раньше у нас такого не было, армию не обманывали, так что вам... то есть нам
поверили. Вот эти два месяца прошли...
Мрак чувствовал себя так, словно потолок над ним затрещал,
огромные глыбы уже падают, вот-вот обрушатся всей тяжестью на плечи. И не
удержать, разве что успеет выпрыгнуть в сторону.
— Вот что, — сказал он веско, — вот что... Я
как-то совсем забыл, что сегодня выплата. Понимаешь, звёздное небо — это так
прекрасно! С ним обо всех мелочах жизни забываешь. Вот я и забыл про эту
мелочь... сколько ты говоришь?
— Две тысячи, — ответил казначей тихо. — Или
три.
— Я ж говорю, мелочь, — сказал Мрак. — На
небе знаешь, сколько звёзд? Как-нибудь расскажу... Геонтию передашь, что
жалованье войску — две с половиной. Три — это многовато, а две с половиной — в
самый раз. Три тысячи — это грабёж! Моя казна такого не выдержит. Две с
половиной тысячи
— это и так слишком. Все равно пропьют.
Казначей покачал головой, снова развёл руками.
— Что мне ответить?
— Буду думать, — объяснил Мрак. — Так и
скажи, тцар изволит думать! То на звёзды изволил, понимать, а теперь изволит
думать. Головой, понимашь? Может быть, те золотые статуи распилим на золото.
Расплавим то исть. А то стоят, место занимают. Все время спотыкаюсь! Может
быть, я воздумаю что-нить ещё. Пойдём отседова, тут уже делать нечего.
В груди оставался холод, разрастался. Недовольство казначея
понять можно, каждый понимает, что армия может прийти и поискать деньги сама. А
если она придёт, то уж точно найдёт.
Светильник казначей на обратном пути погасил, а факел вернул
стражу. Мрак отправился в главный зал, где он всё ещё не закончил приём, но
одна мысль не давала покоя. Даже не мысль, а ощущение, что казначей где-то
соврал.
Снова и снова перебирал его слова, вспоминал улыбку,
виноватое выражение, снова слова, пока в памяти не всплыло насчёт раза в месяц.
Мол, только раз в месяц они заходят в эту казну.
Но почему же ноздри говорят ему... да что там говорят,
просто орут!... что в том помещении с сундуками и скрынями совсем недавно были
люди?
В приёмном зале за это время народу стало поменьше. То ли
решили, что уже не вернётся, то ли знали, что если пошёл с казначеем, то
вернётся злой, раздражённый. Мрак в самом деле чувствовал сильнейшее желание
кому-нибудь свернуть шею собственными руками. Вот прямо сейчас.
Аспард посмотрел внимательно и отступил за высокую спинку.
Двое стражей вытянулись и преданно ели Мрака бесстыже сытыми влюблёнными
глазами.
Из поредевшей толпы придворных вышел рослый человек в
белоснежной одежде. Чистая, как снега на горных вершинах, она опускалась до
самого пола, и, казалось, что человек не идёт по красной ковровой дорожке, а
неслышно плывёт.
Мрак скосил глаза на Аспарда, тот молчал, морда каменная, не
догадался, что Его Величество нуждается в подсказке. Только и понятно, что
жрец, да ещё можно догадаться, что не простой, простые вообще дальше своих
храмов не ходят. Да и выглядит не тем человеком, что долго пробудет в
младших...
Жрец подошёл, низко поклонился. Мрак делал вид, что слишком
углублен в мысли, не сразу заметил, что перед ним стоит ещё кто-то. Жрец
кашлянул робко, снова поклонился.
— Ну чё? — спросил Мрак.
Жрец поклонился в третий раз, заговорил тихим робким
голосом:
— Осмелюсь напомнить Вашему Величеству о малых мира
сего... о простых людях! Сильные да знатные забывают, чьими трудами все это
получено, на чём держится их власть и благополучие...
Мрак молча рассматривал Верховного жреца... Смуглый, сухой и
крепкий, как высохшая на дороге обглоданная кость, он смотрел на Мрака вроде бы
с неподвижным лицом, но Мрак улавливал за этой бесстрастностью силу, немалый
ум, стойкость, которая может подвигнуть человека даже на такие дурости, как
соблюдение постов в то время, когда все едят и пьют.
