Мрак перевёл взгляд на Арменса. Молодой сильный работник
стоял смело, не пряча глаз, рубашка расстёгнута, обнажая крепкую грудь, руки
сильные, мускулистые, привычные к тяжёлой работе.
— Что скажешь? — спросил Мрак. Арменс нехотя
поклонился, сказал дерзко:
— Я знаю, что простолюдину не найти управу на богатых!
Я не брал у него денег, в глаза не видел никаких расписок. Но кто мне поверит,
если у меня нет свидетелей?
— Свидетелей, что не брал? — переспросил
Мрак. — Да, на это в самом деле трудно найти свидетелей...
Он внимательно осмотрел дородного богача, работника и толпу,
что жадно прислушивалась к высокому судилищу. Оглянулся на Аспарда, тот
выпрямился и бросил руку на рукоять меча.
— Аспард, — сказал Мрак, — отведи их в разные
стороны, чтобы они не слышали друг друга. Это дело сложное, надо подумать...
Когда дородный и работник стояли на дальних концах каменной
площадки, Мрак поинтересовался у толпы:
— А вы что скажете? Кому больше доверяете? В толпе
загалдели:
— Арменсу, конечно!
— Арменс умеет работать!
— Арменс свой!
— Арменс мне в прошлом году крышу помог починить!
Мрак выслушал, кивком велел привести к нему дородного. Тот,
похоже, слышал выкрики или же догадался по жестикуляции, что они значили.
Стоял, повесив голову на грудь. Мрак буркнул:
— Ну и что у тебя была за расписка?
— Обычный клочок старого пергамента, — ответил
дородный несчастным голосом. — С ладонь размером. Его столько раз
соскабливали, что он уже светился насквозь! Порвать его было легко.
— Ага, — ответил Мрак. — Щас я начну разбор,
а когда спрошу про расписку, ты скажи, что размером он был с... две ладони.
Нет, ещё лучше с конскую попону! Понял?
— Понял, — ответил дородный покорно, но было
видно, что ничего не понял.
Мрак махнул рукой, подвели Арменса. Тот смотрел гордо, за
ним шла толпа сочувствующих.
— Ну давайте снова, — сказал Мрак, он поморщился,
посмотрел на солнце, — да побыстрее, а то нам ещё много осмотреть надо.
Ты... как тебя, говоришь, что дал этому трудолюбивому человеку, о котором все
драконцы отзываются так хорошо, двадцать серебряных монет?
Арменс гордо подбоченился, а дородный жалко пролепетал:
— Да, Ваше Величество... А он взял и порвал расписку,
как листок дерева, хотя это был пергаментный лист размером с попону вашего
коня... Порвал и бросил в огонь.
Арменс покраснел от гнева, закричал:
— Что ты брешешь, скотина!.. Это был жалкий клочок не
больше моей ладони! Ты ври, но знай меру...
Он поперхнулся, испуганно огляделся. Его друзья замерли.
Потом начали отступать от него, словно волны в час отлива от одинокого утеса.
Аспард первым из воинов сообразил, заржал, как конь. Начали хохотать и его
люди. Мрак махнул оруженосцу, тот бегом подвёл коня. На грозного тцара он
смотрел влюбленными глазами.
Мрак похлопал по плечу ошарашенного Герца.
— Не вешай нос. Люди — твари хитрые, это не
какие-нибудь безобидные драконы. Что-то есть ещё?
— Да, — сказал Герц торопливо. — Пойдемте
посмотрим наконец нашу красу и мощь, дракона по имени Пламенные Крылья.
— Ого! У него что, крылья горят?
— Нет, это для красивости, — объяснил Герц
смущенно. — Но когда он летал ещё, то огонь из пасти, за ним дымный хвост,
а крылья просвечивают такие пурпурные... Это самый страшный, лютый и
смертоносный дракон из всех, каких мы когда-либо только знали!
— А чего теперь не летает? — поинтересовался Мрак.
Герц помялся, развел руками.
— Перестал слушаться. Теперь это просто неуправляемый
дикий зверь. Потому его держим... так, как держим.
Каменные громады медленно тянулись по обе стороны. Сзади
слышались злые крики и глухие удары. Похоже, работники, обманутые в своих
лучших чувствах, били своего кумира. Герц ожил, шумно рассказывал про
замечательных драконов, какие они-де умные, весёлые, добрые, удивительные, Мрак
кивал, в узкой улочке стражи отстали, шли гуськом сзади, только двое
прошмыгнули вперед и шарили там по сторонам налитыми кровью глазами.
И вдруг... сразу восемь человек выпрыгнули, казалось,
ниоткуда. Тускло блеснули короткие мечи. Телохранители метнулись в бой, Аспард
мгновенно загородил Мрака, два или три меча с лязгом ударились о его грудь,
Аспард пошатнулся, но устоял, а его меч рассек голову ближайшему. Большего он
сделать не мог, только отчаянно парировал сыплющиеся со всех сторон удары.
Внезапно ряд нападавших завалился, словно на них упала
скала. Аспард увидел, как на том месте взвилось разъярённое Его Величество, в
руках та самая секира, которую он так умело бросал в небо. Телохранители
шарахнулись в стороны, ибо секира почти исчезла из виду, только в воздухе
оставался серебристый след от лезвия, а нападающие падали с разрубленными
головами, в воздух взлетали отрубленные руки, кровь брызгала фонтанами.
К счастью, они находились в довольно узком проходе, нападать
могло не больше трёх-четырёх человек, и Аспард с Мраком нажали, срубили ещё
двоих, последний оставшийся в живых повернулся и бросился бежать. Он уже
скрылся, когда Мрак замахнулся коротко и со страшной силой швырнул секиру.
Она исчезла, Аспард ожидал услышать сухой скрежещущий удар
металла о камень, но вместо этого донёсся вскрик и послышалось падение тела.
Мрак повернулся к Аспарду:
— Ты это чего? Ранен?.. Ну, дурак... Аспард прошептал:
— Я счастлив... Я буду рассказывать внукам, как был
удостоен чести драться... рядом.
Он всё прижимал ладонь к боку. Под ней расползались края
разрубленных лат, между пальцами просачивались красные струйки.
Мрак оторвал ладонь Аспарда от раны, присвистнул. Лезвие
чужого меча рассекло бок на ширину ладони, хотя и не глубже пальца. Он быстро
оторвал рукав, сложил вчетверо и приложил к боку начальника охраны.
— Прижми покрепче!.. Сейчас придут лекари. Аспард
простонал со стыдом:
— Ваше Величество! Вы меня убиваете... Это я должен
следить за вами, охранять вас...
— Вот я и хочу, — отрезал Мрак, — чтобы ты
завтра мог охранять, а не валялся в постели, ослабевший от потери крови. Зажми
покрепче! Вон уже бегут...
Вместе с прибежавшими на помощь работниками был и Червлен.
Выглядел он испуганным, глаза бегали. Мрак напомнил себе, что не мешало бы
узнать, куда это он делся сразу же, как только сели за стол.
Червлен повскрикивал, потом довольно толково распорядился
насчёт лекарей, а сам исчез снова. Герц, белый, как полотно, пугливо вздрагивал,
трясся, наконец пролепетал дрожащими губами:
