— Когда-нибудь, — сказал он вслух. —
Когда-нибудь доберёмся.
Странно, он всего три ночи ночевал во дворце, вообще четверо
или пятеро суток в этом Барбусе и во всей Барбуссии, но сейчас лёг на пышное
ложе в этой приспособленной для его отдыха башне, а мыслями унёсся во дворец.
Не убежала ли Хрюндя от Манмурта, в самом ли деле в армии
такой перелом, как рассказывает Аспард, как среагируют отважные и пылкие
артанцы на захват крепости... Как на самом деле среагируют, понятно, но что
скажут ему, что заявят, пригрозят или попробуют вызволить крепость миром,
почему посол Куявии пытался его отравить...
Мысль зацепилась, пошла разматывать эту нить. После смерти
Додона в Куявии правит Светлана Золотоволосая. Ее муж, Иваш, на роль правителя
не годится, зато она росла на коленях Додона, слушала его указания советникам,
слушала самих советников, и хотя у неё нет опыта, но видела, как правил дядя,
понимает, как править, как поступать, что именно править, а не просто сидеть на
троне, как вот сидит он, Мрак Яфегерд, тьфу, Яфегерд... Но если она будет
править, как её дядя, то тогда, возможно, это она велела послу отравить
правителя Барбуссии, чтобы, пользуясь смутой, быстро захватить эти земли. Или
хотя бы поставить здесь у власти своего человека.
Он зябко передёрнул плечами. Светлая и чистая Светлана... У
него на сердце из-за неё больше шрамов, чем на теле. Неужели могла приказать
отравить человека просто ради того, чтобы захватить клок земли? Конечно, на
этот клок постоянно разевает зубастую пасть Артания, потому Куявия всегда
побаивалась, что земли Барбуссии попадут под артанское влияние. Тогда границы
Куявии с этой стороны окажутся открытыми, но всё-таки, неужели она стала
настолько... правительницей ?
А ведь на том коне, внезапно мелькнула мысль, что в домике
Ликии, до Куявы можно домчаться всего за половину ночи. А то и меньше.
С этим он и заснул.
6. Шестой день на Тцарстве
Не один он раздумывал о судьбах маленькой Барбуссии,
стиснутой между гигантами Куявией и Артанией. Когда он утром мылся, к нему
поднялся Аспард. Из-под помятого и без перьев шлема высовывался окровавленный
край чистой тряпицы, да и широковат начальник стражи, широковат, целую простыню
подвернули под латы, затягивая раны, но выглядит живо, глаза блестят на
побледневшем от потери крови лице.
— Ваше Величество, — сказал он после
почтительнейших приветствий, — конечно же, все это уже продумал...
— Ты о чём?
— Артанцам дорога перекрыта, — напомнил
Аспард. — Они ошалели, что у них так быстро отобрали крепость, теперь там
не пройти, понимают... Но если, кипя мщением, рискнут перейти горы? Трудно,
конечно, всё войско не перетащат, но несколько сот горячих голов перейти через
перевал могут. А у нас там только крохотный пост...
Он замолчал, задумался. Мрак спросил нетерпеливо:
— Но что?
— Боюсь, — признался Аспард, — что этот пост
в таком же виде, как вся наша армия. Раньше там постоянно пребывало пятьдесят
воинов. Но потом еду начали подвозить с большими задержками... Потом кто-то
велел сократить воинов наполовину, а сейчас я не знаю, наберётся ли там хотя бы
десяток.
Мрак прорычал:
— Кто за это отвечает?
— За доставку продовольствия?
— И за еду, и за воинов, — рыкнул Мрак.
Опомнившись, махнул рукой. — Ладно, молчи. Сам знаю. На самом деле за всё
отвечает тцар.
На выходе из башни пронзительный солнечный свет ударил в лица,
ослепил. Даже солнце здесь в горах другое — маленькое и злое. Стражи стоят
полукругом, их копья нацелены во все стороны, ибо собралась толпа. Мрак ощутил
на себе взгляды сотен пар глаз. Его рассматривали с откровенным любопытством,
как же — живой тцар! — но без враждебности, как и без особого почтения, а
как некую диковинку.
Через толпу протиснулись две женщины, обе с поцарапанными
лицами, разорванными платками, приблизились, упали на колени. Одна заголосила:
— Великий тцар, все говорят о твоей справедливости! Наш
судья выгнал нас.
Аспард вскипел, ухватился за меч, готовый зарубить наглых
простолюдинок, но Мрак остановил властным жестом.
— Погоди. Не видишь, для них это что-то такое же
важное, как для нас — защита перевала!
Первая женщина воскликнула:
— Ваше Величество! Мы соседи вот с этой... этой! Моя
курица забрела в её двор, а она убила её, выпотрошила и съела.
Мрак обратил суровый взор на другую женщину. Она покачала
головой.
— Врёт, — ответила она. — Я её курицу вообще
не видела. Но у меня нет другого свидетеля, кроме Всевышних богов.
Мрак проворчал:
— Ну, богов не дозовёшься. Идите, не мешайте нам... Они
повернулись, пошли, а он громко сказал Аспарду:
— Видишь? У неё к шее прилипло куриное перо, а она
говорит, что даже в глаза не видела ту курицу.
Женщина поспешно провела ладонью по шее. Аспард злорадно
хохотнул, двое стражей по его кивку догнали женщину, схватили и потащили к дому
старосты. Вторая с радостными криками бежала следом, призывала на голову
мудрого тцара милости небес.
Мрак пробурчал:
— Аспард, для них эта курица то же самое, что для нас —
удержать перевал. И как бы мы ни расшибали лбы для страны, каждый видит только
свой огород и своих кур на нём. Страну начинают защищать только тогда, когда
враг топчет его огород и хватает кур! Да и то не страну ведь защищают, а свои
огороды.
— Что делать, Ваше Величество. Хорошо, хоть так
защищают.
— Хорошо, — проворчал Мрак, — но как-то
паршиво, когда страна — всего лишь большой огород.
— Зато с множеством кур, Ваше Величество. Мрак подумал,
согласился:
— Да, когда кур много, тогда как-то примиряешься с
отсутствием... ну, отсутствием, понимаешь?
— Понимаю, — ответил Аспард грустно. — Тцара
надо понимать с полуслова.
С утра по росе, что и не роса здесь вовсе, а иней, кое-где
даже ледок, помчались обратно в сторону Барбуса. Под копытами то и дело
хрустело, но когда солнце вскарабкалось ближе к зениту, от прогретой земли
пошёл пар, воздух заметно потеплел.
Конь мчался легко и свободно, Мрак озирал мир широко
раскрытыми глазами. Бесконечность, края которой утопают в дымке, накрыта таким
же бесконечно огромным голубым куполом храма, что передвигается вместе с ним. И
сколько бы он ни мчался, всегда будет в середине храма. А это значит, что ему,
человеку по имени Мрак, что-то уготовано, на него возлагается, от него чего-то
ждут...
Мир выглядел застывшим в полуденной неге, только вверху
счастливо верещит жаворонок. Мрак вскинул голову, острые глаза поймали
крохотного барда. Тот даже кувыркался от избытка счастья, и его трели тоже
кувыркались, рассыпались серебряными колокольчиками и прыгали по невидимым
ступенькам, пока не раскатывались у копыт скачущего коня.
