Герцог не имел желания жениться снова. Подобно многим правителям того времени он испытывал глубокую привязанность к своей donna di coscieza
[11], Аньезе дель Майно, которая стала матерью его единственного ребенка — Бьянки Марии. По политическим соображениям он женился на Марии Савойской, но у него не было с ней ничего общего. Рассказывали, что он был напуган, услышав протяжный вой собаки в момент их первой встречи, расценив это как недоброе предзнаменование. Но за ней пристально следили, доступ к ней имели только женщины, и ему докладывали о всех ее поступках. Подобное отношение к себе испытывали все его приближенные.
Благодаря проницательности, энергии и изобретательности Карманьолы, его ловкости в интригах, в которых он был достойным соперником своего господина, и его превосходным воинским талантам за десять лет Филиппо Мария не только удалось восстановить свое герцогство в том виде, каким его оставил Джан Галеаццо, но и установить контроль над Генуей. Теперь герцог начал опасаться своего могущественного военачальника, которому было позволено жениться на Висконти и который уже готовился с роскошью устроиться в Бролетто, своем миланском дворце, подаренном ему Филиппо Мария. Но в действительности герцог отстранил его от военной службы, назначив губернатором Генуи. Карманьола ответил молчаливым согласием, когда его не сделали командующим в кампании против Неаполя, но обеспокоился и даже встревожился, когда Филиппо Мария нанял к себе на службу Франческо Сфорца, единственного кондотьера, чья репутация, несмотря на его молодость, могла соперничать с его собственной. Во всяком случае, нет никаких сомнений в том, что Карманьола затевал интриги с целью приобрести для себя независимый город или государство. Будучи отстранен от правления в Генуе, он отправился в Милан, чтобы высказать свой протест. Доступ к Филиппо Мария никогда не был легким. Когда же визитер наконец добивался аудиенции, он должен был тщательно следить за собой и не приближаться к окну, что могло бы служить сигналом для кого-нибудь снаружи. Филиппо Мария не принял Карманьолу, который, взбешенный этим отказом, поскакал прямиком к венецианцам, самым заклятым врагам герцога. Те приняли его с распростертыми объятиями.
На службе Висконти состоял также Пиччинино, и стало ясно, что соперничество между кланами Сфорца и Браччо будет продолжено и младшим поколением. Как и Браччо, этот знаменитый карлик-кондотьер родился в Перудже и был сыном мясника. Его образование ограничивалось чтением, письмом и элементарной арифметикой, что несколько превышало средний уровень учености, которым суждено было овладеть большинству его сверстников. Он стал ткачом, но дух приключений, подкрепленный видением во сне Марса или Св. Георгия, заставил его присоединиться к дяде, который служил оруженосцем у Бартоломео да Сеста в Романье. Вскоре он стал полноправным воином и к тому же получил в жены дочь своего командира, с приданым из трех коней. Заподозрив свою супругу в измене, после рождения ребенка он предал ее смерти, но признал мальчика, который впоследствии также снискал славу как кондотьер. Как бы там ни было, он предпочел сменить командира и вскоре сражался под началом самого Браччо. Его талант и храбрость в достаточной мере компенсировали недостаток в росте и слабое здоровье, и очень скоро Браччо собственными руками надел венок на его голову, когда он победил в состязании двух соперников. Своей победой над Перуджей Браччо во многом был обязан ему, и, в конце концов, Пиччинино женился на дочери этого кондотьера.
Соперничество между Сфорца и Пиччинино оказалось фатальным для миланцев. Они были неспособны действовать сообща, и когда во главе их был поставлен Карло Малатеста, дела пошли еще хуже. Симонетта свидетельствует о том, что Малатеста был вовсе не в состоянии управлять своими людьми и годился скорее для мирного времени, чем для войны. Оба они несли ответственность за то сокрушительное поражение, которое миланцы потерпели от Карманьолы и его венецианцев в битве при Маклодио в 1427 году, когда говорили, что даже Милан мог быть захвачен; однако Карманьола не воспользовался своей победой, сразу же отпустив 10 000 пленников, что вызвало вполне естественное возмущение в Венеции. Теперь Сфорца узнал, что значит служить у подозрительного Висконти. Его заточили в замке Мортара, неподалеку от Павии, по обвинению в предательстве. Но Филиппо Мария не мог обойтись без него. Сперва он якобы уволил его со своей службы, но затем сразу же договорился с ним, что тот отправится в Лукку, чтобы предотвратить ее захват Флоренцией.
Сфорца оказался столь удачлив, что население Лукки предложило ему стать их правителем, однако он предпочел принять щедрые дары от флорентийцев, под предлогом уплаты их давнего долга его отцу, что побудило его уклониться от дальнейшей борьбы.
Сфорца удалился в Котиньолу, которая теперь была его графством. Здесь его помощи искали Милан и Флоренция. Флорентийцы были обеспокоены успехом Пиччинино, который сменил Сфорца на посту командующего в Лукке. Они предложили Сфорца более высокую плату, но Филиппо Мария пообещал сделать его своим наследником и выдать за него свою внебрачную дочь, Бьянку Марию. Несмотря на его прежний опыт общения с герцогом, амбиции Сфорца одержали верх. Поведение Карманьолы в последовавшей затем кампании, в которой он наголову разбил Сфорца, навлекло на него подозрения. Под предлогом обсуждения дальнейших планов его вызвали в Венецию и обвинили в предательстве. Он был признан виновным и казнен между колоннами Пьяццетты, облаченный в величественную алую мантию, но с кляпом во рту. Если его бездействие не было вызвано плохим здоровьем, то венецианцы имели все основания обойтись с ним таким образом.
Война завершилась, когда в 1432 году император Сигизмунд прибыл в Италию и направился в Милан, где его увенчали железной короной итальянских королей. Во время этого визита герцог Филиппо Мария с соблюдением всех формальностей обручил свою восьмилетнюю дочь с Франческо Сфорца. Теперь даже рядом с Филиппо Мария Висконти Сфорца вполне мог быть уверен в своем будущем. Отныне его карьера была тесно связана с Миланом. Он уже вступил во владение Кремоной, самым крупным городом, обещанным ему как часть приданого его невесты. Но герцог еще больше опасался его, ведь Франческо обладал теперь достаточной силой, чтобы оказывать на него давление. Но поскольку новый Папа, Евгений IV, был венецианцем, Филиппо Мария полагал, что в борьбе с ним Сфорца может быть полезен. Его поведение крайне интересно. Он приказал своему посланцу, отправленному, чтобы призвать Сфорца в Милан, убить его в случае, если тот будет колебаться, или же явиться вместе с ним, если тот не выскажет никаких подозрений. Сфорца сразу же отправился в путь и даже без эскорта, невзирая на предостережения его друзей. Совершенно успокоившись, герцог оказал ему самый радушный прием.
Под мнимым предлогом Сфорца был отправлен в отпуск, якобы улаживать свои дела в Неаполе, но, оказавшись на папской территории в Анконской Марке, он сразу же обнаружил свои намерения, открыто проявив свою враждебность к Папе. С этого времени начинаются его попытки создать государство в этих беспокойных, предательских землях, где способный военачальник мог завоевать город столь же легко, как позже потерять его. В тот момент жители были только рады распахнуть ворота своих городов перед таким прославленным кондотьером, чтобы выскользнуть из лап воинственного папского наместника, кардинала Вителлески, пытавшегося принудить их к повиновению. К концу года Сфорца уже владел значительным числом таких городов, хорошо укрепленных и расположенных на господствующих высотах, откуда открывался прекрасный вид на Адриатическое побережье — Асколи, Осимо и, среди прочих, Реканати, собственная резиденция Вителлески. Побежденный кардинал даже собирался подготовить Лорето к сдаче завоевателю, и он вполне справился с этой задачей, ибо все ценности из располагавшейся там богатой часовни Пречистой Девы были перевезены в Рим. Сфорца превратил Фермо в свою столицу и в заглавии своих писем ставил: «Из нашего замка в Фермо, вопреки Петру и Павлу», — редкий у него сухой юмор.
