За нашими спинами щелкает степлер — матрос перемещает мишени в другое место. Заменяет пробитые.
Стартует Га Шан.
Что-то такое он подсмотрел на наших лицах… и поэтому ведет себя осторожно. И не особо спешит. А вот патронов не жалеет совершенно, по извечной привычке хорнов засыпать сталью каждый подозрительный уголок.
Итог — десять пораженных мишеней, четыре из которых разодраны вообще на клочки. Семьдесят восемь зарядов, десяток пуль ушло «в молоко». Пятьдесят секунд, как ни странно!
Стрелок одобрительно кивает.
— При таком темпе стрельбы, что у этого агрегата… как еще половина пуль не улетела в небеса?!
А вот второй морпех, посматривая на нас, тоже сделал какие-то выводы. Двигался он не столь осторожно, как предшественник, но вот боезапас жег точно так же.
Итог — те же самые десять мишеней, три поражено двумя и более пулями, пять промахов, двадцать восемь зарядов. И — шестьдесят секунд…
— Что ж, — подводит итог инструктор. — Первый — он первый и есть. Молоток! Повнимательнее был бы парень — цены б ему не было!
А теперь настала самая занимательная часть всего действия!
Стрелок поправляет пояс с пистолетами, перекидывает поудобнее «метлу». Да, он идет с тремя стволами сразу. Причем автоматическое оружие он берет впервые на моей памяти. Раньше он при нас этого не делал.
Матрос отодвигает брезент, кивает. Мишени развешаны, причем делала это та самая троица предыдущих участников. Так что все по-честному, никаких послаблений.
Щелчок секундомера — и Иваныч резко «свинчивает» влево, уходя с линии стрельбы возможного противника.
Вздох за спиной — никто из предыдущих стрелков так не сделал. А ведь учили же всех!
Дах!
Кашлянул «Медведь».
Да-дах!
Второй раз.
Мы почти не видим стреляющего, редко в какое время мелькает над ящиками его голова. Как он вообще идет?
Складывается впечатление, что все время в полуприседе… Трудно же так, как у него ноги-то такое выдерживают? Мужику-то шесть десятков уже! Это выглядит он моложе, но мы-то знаем…
Да-дах!
Ду-дут!
Это уже «метла», у нее звук выстрела немного другой.
Почти всегда Иваныч стреляет двойками, одиночных выстрелов практически нет.
Да-дах!
Дах! Дах!
Ду-дут!
Свисток — упражнение завершено.
Дежурный машет рукою, приглашая командиров.
Мать-мать-мать… я, наверное, со стыда сквозь палубу провалюсь! А ведь считаюсь хорошим стрелком!
Поражены все мишени. Две — тремя пулями, и только в одной виднеется единственная пробоина. Все прочие — по две. Вот почему он двойками стрелял! Расход зарядов — тридцать одна штука, три промаха.
И — тридцать шесть секунд…
Что он там про носовые платки говорил?
Когда объявили результаты импровизированных соревнований и пригласили всех желающих осмотреть мишени — дежурные уже успели развесить рядышком все предыдущие, народ прямо-таки ломанулся в коридор. Слишком уж разные оказались у всех результаты.
А пока они там толпились, тыкая пальцами в пробоины и жарко обсуждая увиденное, все офицеры столпились около стрелка.
— Ну, блин, старик, ты в своем репертуаре! — качает головой командир корабля. — Сколько лет тебя знаю — столько и удивляюсь твоим фокусам!
— Ну, Михалыч, не мог же перед этими сосунками в грязь лицом ударить…
Инструктор переводит дух, вытирает со лба пот. Возраст!
— Чаю глотни! — протягивает кап-раз блестящий термос. — С травками, как всегда…
— Благодарствую! — Иваныч аж повеселел. — Это дело! Чай не пьешь — откуда силы?!
Мы ошарашенно молчим. Тут нет зеленых новичков, все прекрасно понимают смысл произошедшего. Тридцать шесть секунд — почти полвзвода как корова языком слизнула на фиг. Это — результат. И никому не надо пояснять увиденное.
Топот ног, от мишеней подходят бойцы.
Иваныч возвращает хозяину термос, встает и выходит вперед.
— Ну, что, голуби вы мои сизокрылые, вопросы есть?
Вместо ответа его подхватывают на руки.
— Качай инструктора, ребята!
Никаких вопросов не последовало…
А разбудил нас сигнал тревоги.
Кто хоть когда-нибудь слышал пресловутые «колокола громкого боя» — тот ни при каких обстоятельствах их ни с чем не спутает.
— Корабль к бою и походу изготовить! — рявкнули динамики трансляции. — Всем занять места по боевому расписанию!
Сломя голову несусь в кубрики — озадачивать старшин. Впрочем, они там и так уже все на ногах — смысл сигнала понятен каждому.
Ну а раз тут делать нечего — то отправлюсь к командиру корабля. Доложить о готовности и получить указания — это входит в мои обязанности по тревоге.
И уже подходя к двери, подняв руку, чтобы постучать, задерживаю ее в воздухе.
— …Иваныч, ну я же просто права такого не имею!
— Это ты мне будешь говорить? — узнаю голос стрелка. — У тебя тут права адмиральские — и не надо только сказочки рассказывать!
— Слушай… Ну ты ведь не пацан уже… шесть десятков за спиной! Пора бы уже и на месте посидеть!
— А ты сильно до фига меня моложе! Однако ж в штабе не сидишь!
— Ну, ты и сказал…
— Ну, ты и спросил! — парирует инструктор. — Короче! Отправить меня на берег уже все едино не успеваешь — катеров-то оттуда нет! А свои ты здесь не бросишь! До выхода — двадцать минут, катер только к берегу успеет пристать, пожалуй…
Кап-раз аж крякнул.
— М-м-да… с меня же голову снимут!
— Хто? И за какой хрен? Я тут — вообще, если хочешь знать, человек вольный — военный пенсионер! И на воинской службе нигде не состою! Вольнонаемный инструктор-испытатель ЦКИБ
[17] — и вся песня! А они про наши здешние пляски — вообще не в курсах! Так что и приказать мне могут только из Москвы, непосредственно из Министерства обороны — и ниоткуда более! У меня есть задача — обучить личный состав грамотному использованию нового оружия. И никто ее не отменял! Ты и сам видел, как тут у них все обстоит…
Слышно, как Иванов барабанит пальцами по столу.
— И куда я ж тебя дену?
— Вот только не говори, что я тебе с неба на голову упал! Есть командировка, сам же тебе предписание и вручал. На довольствие поставили, даже и во временный штат зачислили — к морпехам. Там и буду…
