— Спроси: сколько народа у него всего в поселке?
— Восемь тысяч триста девяносто два — с учетом умерших и родившихся.
— Сколько еще таких поселков впереди?! — поворачиваюсь к машинисту.
— Еще три, мой господин…
— Там тридцать шесть тысяч человек. Всяких — мужчины, женщины, дети и даже старики. Живут в этих тоннелях годами, небо, как тут уже говорили мне хорны, видят дважды в жизни. При рождении и перед смертью, — докладываю я каперангу.
— Взорвать тоннели можно?
— Вообще без проблем. Даже взрывчатку трогать не потребуется — возьмем ту, что вайны на складах установили. Там есть, по меньшей мере, четыре ключевые точки — если там устроить завалы, то рудник можно вычеркивать из списка действующих года на три, если не более.
— Так… С этим — понятно. Вывести гражданских из рудника можно?
— Да. Только зачем? Жилья на улице для них попросту не существует, в постройки шахтоуправления столько народу не запихнуть. А холод и ветер уполовинят их в первую же неделю. Та же смерть, только сопряженная с мучениями…
— А продовольствие?
— Его хватит. По нашим подсчетам, если не изменять рацион, то только на существующих складах они могут прожить около полугода. Домики эти — они только внешне небольшие, там и подземные хранилища отыскались…
Командир «Грома» задумчиво катает по столу карандаш.
— Товарищ капитан первого ранга, можно вопрос?
— Да?
— А в других местах… там…
— То же самое, капитан. Небольшая охрана, здоровенные склады с продовольствием — и громадные толпы рабочих с семьями.
— И… сколько же их тут всего?
— Более трехсот тысяч… И практически повсюду они живут в похожих условиях, в старых выработках, каких-то штольнях… Есть и такие, что обитают при заводах, но их не так уж и много.
Охренеть… Да, технически мы вполне способны превратить весь этот промышленный район в груду развалин. Полагаю, что если хорошо поискать, то такие же заряды взрывчатки можно будет обнаружить на многих объектах. Вайны оказались мужиками сообразительными и приняли меры к тому, чтобы все это богатство, попади оно в чужие руки, не принесло бы пользы новому хозяину. А если так…
— Думаю, что надо еще раз осмотреть тоннели.
— Зачем? — поднимает голову каперанг.
— Вайны ведь заминировали склады? Могли и тоннели зарядить соответствующим образом…
— Да, сориентируйте на это своих бойцов. А я передам соответствующее распоряжение всем остальным командирам отрядов и отдельных групп. Можете быть свободны, капитан!
В столовой просто кусок в рот не лез, аппетита не было вообще никакого. Смотрю по сторонам и наблюдаю ту же самую картину — много кто из офицеров сидит над почти нетронутой тарелкой.
Разместили нас в помещениях казармы охраны АЭС. Наше место на руднике заняли бойцы комендантской роты. Благо что никаких особых действий от них почти и не требовалось, обитатели тоннелей, похоже, вообще ничего не заметили. Эта охрана, другая ли… им все равно. Запущенный некогда механизм продолжал функционировать в привычном режиме. Ровно так же обстояло дело и в прочих местах. Там никто не обратил никакого внимания на смену хозяев.
И это выглядело… как-то совсем жутко. Словно у станков и в забоях стояли не живые люди, а армия роботов.
Громадный механизм запнулся всего лишь на какое-то время. Скрипнул, провернул свои ржавые шестерни — и снова заработал.
Здесь делалось многое!
Что там выпускали обогатительные фабрики — не знаю. Но на фотографиях я видел череду ящиков с «метлами», длинные, лоснящиеся от смазки стволы орудий и штабеля снарядов. Все это делалось здесь. И матово-серые коробки энергоагрегатов — ими были заполнены немаленькие складские площадки под открытым небом.
Это был огромный арсенал!
Да, чтобы вывести такое из строя… даже наших немалых запасов взрывчатки могло не хватить! Тут лежала продукция нескольких лет непрерывной работы.
Выйдя из столовой, захожу в комнату старшин — им тут выделили отдельное помещение, благо что места в казарме хватает с избытком.
Махнув рукой, опускаю ребят на место.
— Что говорят?
Га Шан мнется.
— Ну?
— Командир… тут… что мы должны делать?
— А сам-то что думаешь?
Что тут думать… Задачу знали все. Оставить после себя выжженную до угольков землю. И, в принципе, особых возражений против этого не имелось. Тем паче у хорнов, им сентиментальность вообще не свойственна. Это достаточно жестокие бойцы, за спиною у каждого имеется собственное небольшое кладбище. По молчаливому уговору мы в беседах не затрагивали тему того, что с ними было раньше. Кто там и как в свое время начудил — оставалось на его совести. Кстати, как выяснилось, принесение клятвы новому клану как бы «отпускает все прегрешения» за прошлое — человек начинает жить заново. Ну, во всяком случае, он таковую возможность получает. Уж как он таким подарком сможет воспользоваться — его дело. Кто-то может, а кто-то и нет. Но разговор сейчас не об этом.
— Здесь… Гон из второго десятка встретил своих родственников.
— Как это? Он разве из этих мест?
— Нет. Но на его деревню напали. И капитан того корабля продал всех пленников на Штормовые острова…
Поднимаюсь.
— Ну-ка, пошли!
Указанного бойца отыскали достаточно быстро — во дворе. Он сидел на корточках перед скамейкой, на которой нахохлились две молоденькие девчонки — лет по пятнадцать. И одна была с уже хорошо оформившимся животиком…
Перед девчонками стояла коробка с пищевым рационом. И они осторожно, боясь уронить хотя бы крошку, вытаскивали оттуда содержимое.
Увидев нас, Гон вскакивает и вытягивается.
— Вольно. Кто они тебе?
— Сестры, командир. Тая и Ге.
Ге — это та, с животиком.
— У вас так рано выходят замуж?
— Это шахты, командир… здесь не смотрят на возраст. Женщина должна рожать, ведь смертность тут велика.
Уж и не знаю почему, но такие вот отношения сложились между нами с самого начала. Ко всем прочим офицерам хорны обращаются исключительно по званию. А вот командир у них — один!
— Как ты их нашел?
— Они пришли тогда на разгрузку вагона с продовольствием. Я сразу узнал Таю — у нее с детства шрам на левой щеке, вот она и отпускает так волосы, чтобы его не было настолько хорошо заметно.
Да, припоминаю, он тогда внезапно выскочил наружу и с кем-то там разговаривал. И, как теперь выяснилось, приказал им войти в вагон и не покидать его. Приказания охранника, разумеется, никто не дерзнул ослушаться.
