Он смеется, довольный ее сладкой ложью.
* * *
Затем их звездолет достиг Солнца, и Фрея, с наполненным страхом сердцем, просит своих наблюдателей показать им его. Они выводят изображения на большой экран в большой комнате, где могут всегда собираться все желающие. Не все хотят увидеть это вместе, но большинство приходят, а еще через несколько минут и те, кто поначалу желал побыть один или с семьей, все-таки тоже присоединяются к общей группе. На экране появляются изображения Солнца. Все сидят в темной комнате и смотрят на него. Становится трудно дышать.
Изображение Солнца отфильтровывается до оранжевого шара, местами покрытого черными пятнами. Изображение на экране сменяется, пятна появляются в других местах — видимо, это то, что происходит сейчас. Прогнозируемое время прохода их корабля за Солнцем — чуть более трех дней, и теперь этот срок почти вышел. И они сидят и смотрят, не зная, идет там время или застыло. Возможно, так же было, когда они лежали в спячке; возможно, теперь у них появилась способность возвращаться в то состояние своего разума. Это слишком долго, никто не может сказать насколько, никто не помнит, сколько это должно длиться, никто не ощущает времени. Фрея чувствует тошноту, смутно осознает, что их корабль, должно быть, покачивает на воде, пусть она этого и не чувствует. Многие вокруг выглядели так, словно чувствовали то же самое. Чудовищный приступ тошноты, самое ненавистное ей ощущение, хуже самой острой боли. Тошнотворный страх. Как и остальные, она пробирается в туалет, прогуливается по коридорам, чтобы скоротать время, ощущает, как страх все сильнее и сильнее сжимает ее изнутри.
Затем из-за правого края солнечной массы целую минуту тянется линия белых частиц, будто разрушенный метеор, будто северное сияние на Авроре, и Фрея тяжело садится на пол. Бадим оказывается рядом, подхватывает ее. Вокруг нее — все ее знакомые, ошеломленные и держащиеся друг за друга. Они поражены. Фрея смотрит на Бадима — тот качает головой.
— Их нет.
Она выпадает из этого момента, из этого места.
Бадим и Арам обмениваются печальными взглядами. Как очередное возгорание мышей, десятков тысяч, как это у них случалось. И остальных животных. И Джучи. И корабля. В последние дни много наплодилось, как лосося, говорит Арам. Нужно держаться этой мысли. Бедный Джучи, мой мальчик. Арам утирает слезы снова и снова.
Наблюдатели исполнены заботы. Они говорят, что на пароме находился компьютер с десятью зеттабайтами памяти, среди которых могут содержаться хорошие резервные копии, способные представить собой вполне жизнеспособный дубликат ИИ их корабля.
Бадим качает головой, когда они это рассказывают.
— Это был квантовый компьютер, — мягко объясняет он, будто сообщая известие о смерти какому-нибудь ребенку. — Он не восстанавливается по записям.
Фрею охватывает холодное равнодушие, она будто успокаивается. Так много смертей. Они достигли цели, впервые вернулись домой — но в этом месте они не чувствуют себя дома, теперь она это понимает. Они навсегда останутся здесь изгоями, в этом невероятно огромном мире. Ей кажется, что лучше какое-то время и не стоит верить в этот его масштаб, держаться отстраненно. Словно переживая временную остановку сердца, но с ощущением, что в конце концов все наладится. И это произойдет скоро.
* * *
Их отвозят в Гонконг, и спустя пару недель их корабль-город становится там на якорь. Это портовый город, по размеру как десять-двадцать скрепленных вместе биомов и застроенный множеством небоскребов, куда более высоких, чем любой биом, чем спица и, может, даже чем стержень. Трудно оценить их масштаб на фоне неба. Накануне было облачно, и плоское серое облако выглядело как огромная крыша над видимым миром. Арам говорит, эти облака находятся на высоте трех километров, и теперь они с Бадимом спорят насчет того, какой высоты достигает чистое голубое небо.
— Ты имеешь в виду, если бы у него был купол, — подмечает Бадим.
— Конечно, но выглядит оно так, будто есть, — говорит Арам. — По крайней мере, как по мне. Я знаю, это рассеянный солнечный свет, но разве он не похож на твердый купол? По-моему, похож. Только взгляни. Прямо как потолок в биоме.
Они с Бадимом обратились к книге, которую нашли с помощью своих запястников — старинному тексту под названием «Свет и цвет в природе»
[53], — и теперь корпят над главой «Видимое уплощение небосвода», где находят подтверждение мнению Арама о том, что небо воспринимается как купол.
— Видишь, — говорит Арам, указывая на свой запястник, — верхняя часть неба кажется наблюдателю ниже, чем горизонт, более далекий, в два-четыре раза, в зависимости от условий. Ведь, наверное, так и должно быть?
Бадим выглядывает через открытый проем верхней палубы. Они с Арамом постоянно там гуляют, не задумываясь о воздействии открытой среды.
— Наверное.
— И это объясняет, пожалуй, почему эти небоскребы выглядят такими высокими. Дальше здесь говорится, что мы склонны считать, что середина дуги между горизонтом и зенитом находится под углом сорок пять градусов к поверхности, как было бы, если бы купол имел форму полусферы. Но поскольку купол лежит ниже горизонта, то середина дуги также имеет куда меньший угол — скажем, где-то от двенадцати до двадцати пяти градусов. Поэтому мы постоянно думаем, что все выше, чем есть на самом деле.
— Да, но мне также кажется, что эти небоскребы просто невероятно высоки.
— Без сомнения, но мы видим их еще выше, чем они есть.
— Что ты имеешь в виду?
Они надевают солнечные козырьки, кепки и очки и выходят на открытую палубу. Там они двигаются кругами, вытягивая к небу руки и переговариваясь по своим запястникам. Похоже, они хорошо осваиваются в новом мире и свыкаются с гибелью дома всей своей жизни и бедного Джучи. Фрея же до сих пор в шоке, не может даже подходить к окнам — не то что смотреть в большой открытый проем на палубу, а уж идея выйти туда и вовсе валит ее с ног. Все ее нутро заполнено черной пустотой.
* * *
Многие из гонконгских зданий возвышались прямо из воды — несомненно, это было следствием значительного подъема ее уровня, о котором многие товарищи Фреи, как они утверждают, читали еще в новостях на корабле, но сейчас все это прямо перед ними — в каналах, тянущихся между всеми зданиями, ближайшими к воде, где грациозно проплывали длинные узкие лодки, оставляющие позади себя следы волн, запах соли и жженого масла. Крики кружащих чаек. Жара, влага, запахи. Если бы в каком-нибудь из их тропических биомов тоже было так жарко и влажно, да еще так пахло, они наверняка решили бы, что там возникли какие-то проблемы.
За небоскребами видны зеленые холмы, тут и там усеянные разными строениями. Когда прибывшие сходят с борта корабля-города и садятся на длинный низкий паром, они смотрят во все стороны, изучая этот потрясающий пейзаж. Затем они будто едут на трамвае из одного биома в другой. Выходить из продолговатой каюты нет нужды, но Фрея испытывает панику при мысли, что ей вдруг придется это сделать. Ей дали сапоги, которые были выше колен и таким образом поддерживали ее равновесие. Ступней она по-прежнему не чувствует, зато сапоги при ходьбе будто знают, что она собирается сделать, и с их помощью у нее уже более-менее получается.
