А как-то утром Джучи позвонил Араму и спокойным тоном сообщил:
— Кажется, я обнаружил патоген. Он микроскопический. Похож на прион. Как странно свернутый белок, но только по форме. На самом деле он намного меньше наших белков. И размножается быстрее, чем прионы. Чем-то он похож на вирус, только меньше. И некоторые, похоже, заключены внутри друг друга. Самый маленький — десять нанометров, самый крупный — пятьдесят. Я отправлю вам изображение с микроскопа. Тяжело сказать, живы они или нет. Возможно, они находятся в какой-то промежуточной стадии, с некоторыми признаками жизни, но не со всеми. Как бы то ни было, в хорошей среде они, похоже, размножаются. А значит, я думаю, их можно назвать формой жизни. Ну а нас можно назвать благоприятной для них средой.
— Почему нас? — спросил Арам. Он многозначительно подмигнул Бадиму. — Мы же здесь чужаки.
— Мы состоим из органических молекул. Наверное, поэтому. Или потому, что мы теплые. Просто хорошая питательная среда, вот и все. А кровообращение позволяет перемещаться внутри нас.
— Так они оказались в той глине из устья?
— Да. Там самая высокая концентрация. Но после того, как я их там нашел, теперь вижу их почти повсюду. В речной воде. В океане. В ветре.
— Им наверняка нужна не только вода.
— Да, конечно. Может, соль. Может, органика. Но мы как раз соленые и органические. Как и здешняя вода. А воздух носит соль по воздуху…
* * *
Когда в Хвалси еще трое умерло так же, как Кларисса, — от чего-то, похожего на анафилактический шок, — Юэна тоже сразила лихорадка и он ушел один на пляж на южном берегу лагуны.
Было, как всегда, ветрено. Была середина утра месяце дня, и ветер дул с берега. Поэтому, оказавшись на пляже под прикрытием утесов, ветра он не ощущал. Нисходящие порывы быстро спускались к устью и врезались в наступающие волны, на миг их задерживая, когда они подходили на мелководье и отбрасывали от своих гребней долгие шлейфы брызг. Эти брызги летели сквозь маленькие широкие радуги, которые по-гавайски называются «эхукай». Планета E висела в небе толстым полумесяцем, яркая на темно-синем фоне, отчего свет в соленом воздухе, казалось, проливался со всех сторон и заполнял все вокруг. Двойные тени на земле виднелись слабо, а каждый камень и каждая волна казались нарочито подчеркнутыми.
— В этом мире было бы здорово жить, — сказал Юэн.
Он говорил с Фреей по их личному каналу. Она сидела на стуле рядом с кроватью, наклонившись вперед и глядя на экран. Юэн смотрел по сторонам, и ее экран показывал все, что видел он.
— Красивый мир, что уж там. Жаль, что так вышло с этими микробами. Но думаю, нам стоило бы самим понять. То, что кислород в атмосфере имеет абиологическое происхождение, — думаю, этот вопрос стоит еще изучить. Хотя это все еще может оказаться правдой. Но если эти штуки, что нашел Джучи, дышат им, то вряд ли.
Долгое молчание. Затем Фрея услышала его тяжелый вздох.
— Наверное, они похожи на археи. Или даже преархеи. На это вам надо обратить внимание. В кислороде могут быть и другие химические сигналы, которые скажут что-то о его происхождении. И соотношение изотопов может быть разным в зависимости от того, как выражается в воздухе. Я бы не удивился. Я знаю, они думали, что все оценили, но им нужно это пересмотреть. Жизнь может быть разнообразнее, чем они думали. И мы видим это снова.
Помолчав, он продолжил:
— А теперь у вас есть возможность все тут проверить.
Он шагал по пляжу. Ветер задувал во внешний микрофон и сметал песчинки по наклонной поверхности прямо в пену, что поднималась к ногам Юэна.
— Думаю, вам теперь стоит обратить внимание на луну F. Она предположительно мертва. Или даже попробовать саму E. — Он поднял взгляд — огромная планета так и висела в синем тебе. — Хотя нет. Она слишком большая. Слишком тяжелая.
И две минуты спустя:
— А может, вам лучше дальше жить на корабле, запасаясь всем, что будет заканчиваться, здесь и на E. Если получится, терраформировать луну F. Или, может быть, пополнить запасы вообще в другой системе. Кажется, звезда G всего в нескольких световых годах отсюда.
Снова долгое молчание.
А потом:
— Хотя знаешь, я уверен, там везде так же, как здесь. В смысле, они все будут либо живые, либо мертвые, правильно? Если там есть вода и они вращаются в обитаемой зоне, они будут живые. Живые и ядовитые. Не знаю. Может, они и окажутся живыми, и мы сможем жить рядом, чтобы две системы друг друга не трогали. Но звучит не очень реалистично, да? Всему живому нужна пища. У живых существ есть иммунные системы. Так что с этим будут проблемы, по крайней мере в большинстве случаев. Это инвазивная биология. А в мертвых мирах будет либо сухо, либо холодно, либо жарко. Поэтому от них не будет толку, если там нет воды, а если есть, то они, скорее всего, живые. Хотя некоторые зонды показали обратное, как здесь. Но зонды не показывают всего до конца. Если подумать, то с таким же успехом можно было проводить исследования с Земли. А таких микробов, как здесь, не найдешь, пока не остановишься и не поищешь как следует. Нужно быть рядом и все изучать. И если результат окажется неблагоприятным, будет уже слишком поздно. Тогда просто не повезет.
Долгое молчание. Он шагал вдоль пляжа на юг.
Потом:
— Очень жаль. Это правда очень красивый мир.
Позже:
— Самое смешное, что кто-то вообще думал, будто у нас что-нибудь выйдет. В смысле, ясно же, что новый мир может быть или живым, или мертвым. Если он жив, то он ядовит. Если мертв — нужно начинать все с чистого листа. Это, может, и сработало бы, но заняло бы столько же времени, сколько на Земле. Даже если микробы были бы нормальные, если бы удалось наладить всю машинную работу, это все равно заняло бы тысячи лет. Так в чем же смысл? Зачем это нужно? Почему не довольствоваться тем, что есть? Кем они были, эти недовольные? Кем они были, мать их?
Он говорил совсем как Деви, и Фрея обхватила голову руками.
Позже:
— Хотя здесь правда красиво. Да, было бы здорово.
Позже:
— Может, поэтому мы никогда не слышали хоть откуда-нибудь ни единого сигнала. А не потому, что Вселенная слишком велика. Вот почему. Вот в чем главная причина. Но все-таки жизнь привязана к планете. На планете она зарождается и является ее частью. Ведь так, наверное, случается на водных планетах. А потом она развивается, чтобы жить там, где живет. И может жить только там, потому что эволюционировала только для этого. Там ее дом. Так что вот тебе и ответ на парадокс Ферми
[20]: к тому времени, как жизнь становится достаточно разумной, чтобы покинуть свою планету, ей хватает ума не хотеть никуда лететь. Потому что она знает, что ничего не получится, и сидит дома. Ей у себя нравится. Как могло бы нравиться и нам. А она даже не удосужилась попытаться с кем-то контактировать. Вам же это зачем? Вам никогда не ответят. Так что вот мой ответ на парадокс. Можешь назвать это Ответом Юэна.
