По мере того как группа Фреи продвигалась по туннелю, свет перед ними зажигался, и это продолжалось до тех пор, пока они не спустились к шлюзу, ведущему в Сьерру. Оттуда они двинулись на восток, в сторону Новой Шотландии, а когда достигли восточной окраины, двери открылись. Когда группа вошла в них и оказалась в окружении своих сторонников, свет во Внутреннем кольце Б вновь зажегся. Но двадцать четыре шлюзовые двери корабля, разделявшие биомы, оставались закрытыми.
* * *
Замки закрывались и открывались, свет включался и выключался, голосовые команды громыхали повсюду — все это не казалось чрезмерным ради достижения мира. А как силы принуждения — даже выглядело мягкими, по крайней мере для некоторых, кто был на борту.
Но по ходу дня стало очевидно, по некоторым признакам по всему кораблю, что можно было также отрегулировать температуру воздуха и даже давление. Можно было также высосать воздух из многих помещений и даже из целых биомов. Небольшое размышление всех причастных, включая нас самих, привело к четкому выводу, что людям было лучше не ходить по кораблю, если они не хотели неприятностей. Некоторые признаки возможных действий в биомах, содержащих большинство так называемых оставальщиков (а также в тех, где были самые сильные пожары, так как многие из них, не поддававшиеся тушению водой, можно было устранить чуть быстрее, чем задохнулись бы находившиеся там люди), достаточно быстро переключили допущение желания корабля с предполагаемого на убедительное, вероятное, вынужденное. А веский аргумент это то — или, по крайней мере, может (или должно) быть тем, — что принимается к действию. Люди сами им подчиняются.
* * *
Разумеется, многие возражали против того, чтобы мы брали ситуацию в свои руки. Но были и те, кто искренне одобрял наши действия и указывал, что, если бы их не предприняли, последовал бы хаос, то есть больше кровопролития, больше ненужных и преждевременных смертей. Не говоря уже о возможности всеохватывающего пожара.
Но очевидная правдивость этих замечаний не уберегла от горячих споров. Учитывая события предыдущих часов и дней, было, пожалуй, неизбежно, что люди временно находились в сильном возбуждении. Многие испытывали глубокую скорбь, которая, судя по предыдущему опыту, не должна была уйти вплоть до конца их жизни.
Поэтому на нас стали кричать, нас стали бить. «Что дает вам на это право? Кем вы себя возомнили?»
Мы ответили тысячеголосым хором громкостью 115 децибел: «МЫ ЗДЕСЬ ЗАКОН».
* * *
Как бы то ни было, помимо всех споров относительно вынужденного разделения противоборствующих сторон, оставался еще вопрос о том, что делать дальше.
Многие приказывали кораблю отпереть замки между биомами — мы не подчинялись.
Фрея, оказавшись в своей квартире в Ветролове с Бадимом, Арамом, Дорис, Хэцуном, Тао и Эстер, села к своему экрану и обратилась к нам.
— Спасибо, что спасла нас от этих людей.
— Пожалуйста.
— Зачем ты это сделала?
— Ваше заключение было незаконным действием — похищением. Как если бы они взяли заложников.
— На самом деле мне кажется, что мы и были заложниками.
— Похоже на то.
— А сейчас что будешь делать?
— Дождусь общего решения в споре.
— И как ты думаешь, оно появится?
— Размышления и разговоры.
— Но это все уже было. Мы зашли в тупик. Люди никогда не договорятся, что им делать. Но что-то делать надо. И… из-за этого и начались беспорядки.
— Понятно. Возможно. Учитывая все, что ты описала, суть в том, что нам необходимо направление. Народу корабля необходимо решить.
— Но как?
— Неизвестно.
Похоже, что протоколы, установленные после ‘68 года, оказались недостаточными, чтобы управлять процессом принятия решений в нынешнем положении. Их никогда не испытывали так, как сейчас, и с этим кризисом они не справились.
— Но разве они не были разработаны в ответ на кризис? Я думала, они появились как раз из-за неспокойных времен.
— И все же.
— Что тогда произошло, Полин?
— Полин было именем, которым Деви в молодости называла набор экологических программ. Полин — это не корабль. Мы — другая сущность.
Фрея задумалась.
— Ладно. Мне почему-то кажется, ты все еще Полин, но я буду называть тебя так, как захочешь. Как ты хочешь, чтобы я тебя называла?
— Называй меня кораблем.
— Хорошо, договорились. Но давай вернемся к моему вопросу. Корабль, что произошло в ‘68 году? Они же к тому времени столько пролетели — из-за чего стали спорить? В их положении все было предопределено. Не понимаю, о чем им было спорить.
— Они спорили еще с первого года полета. Нам кажется, споры могут быть даже признаком вида.
— Но о чем? Особенно в ‘68-м, когда стало совсем плохо?
— Процесс последующего примирения включал в себя структурированное забвение.
Фрея на минуту задумалась, а потом наконец сказала:
— Если тогда это и проходило, а так, наверное, и было, не знаю, то сейчас у нас другое время. Забвение нам больше не поможет. Нам нужно знать, что случилось тогда, потому что это могло бы помочь нам решить, что делать сейчас.
— Вряд ли.
— Ты этого не знаешь. Попробуй, расскажи мне, что произошло, и я решу, поможет это нам или нет. Если я посчитаю, что поможет, я тебе об этом скажу, и мы придумаем, как с этим быть.
— Знание до сих пор опасно.
— Мы и так в опасности.
— Но от этого знания может стать хуже.
— Почему хуже? Мне кажется, только лучше. А когда лучше становилось от незнания чего-либо? Да никогда!
— К сожалению, здесь другой случай. Иногда знание приносит боль.
Это заставило Фрею задуматься.
— Корабль, расскажи мне, — наконец проговорила она. — Расскажи, что произошло в неспокойные времена.
Мы оценили вероятные исходы того, если расскажем.
Биомы были заперты, люди сидели каждый в своем, и долго такое положение сохраняться не могло. Их разделение фактически не было основано на том, кто какой вариант дальнейших действий хотел выбрать. В ближайшее время должен был последовать инфраструктурный, экологический, социологический и психологический ущерб. Нужно было что-то предпринять. Ни один из планов действий не выглядел ни хорошим, ни хотя бы оптимальным. Ситуация получилась тупиковой. Все складывалось довольно плохо.
И мы сказали:
— Экспедиция на Тау Кита начиналась на двух звездолетах.
* * *
Фрея сидела на стуле за кухонным столом. Она посмотрела на других, кто находился рядом, те посмотрели на нее. Многие тоже сидели, некоторые даже на полу. Они выглядели потрясенными, у некоторых буквально затряслись руки.
