— А ты? Давай, пей свой шоколад. И не ворчи на меня.
— Но это ты на меня ворчишь.
— Я же твоя мама.
Они пьют молча, только причмокивают. Фрея ощущает тепло внутри, и ее клонит ко сну. Она надеется, что Деви почувствует то же самое. Но Деви лишь смотрит, как она опускает голову на стол, и возвращается к своему экрану.
— А почему компьютер квантовый? — спрашивает она жалобно. — Ведь классического компьютера с несколькими зетта-флопами, как мне кажется, было бы достаточно, чтобы сделать все, что понадобится.
— При определенных алгоритмах способность использовать суперпозицию позволяет квантовому компьютеру развивать гораздо большую скорость, — отвечает корабль. — Иногда разложение информации на элементарные операции, которое заняло бы у классического компьютера сотни миллиардов миллиардов лет, у квантового компьютера займет всего двадцать минут.
— Но разве нам нужно такое разложение?
— Оно требуется при навигации корабля.
Деви вздыхает.
— И как это все получилось?
— Что получилось?
— Как это произошло?
— Что произошло?
— Ты знаешь, как началось это путешествие?
— Все видео- и аудиозаписи, сделанные во время перелета, были сохранены и помещены в архив.
Деви фыркает.
— Так общего свода у тебя нет? Никакой обобщенной информации?
— Нет.
— Даже такой, которую должен бы иметь какой-то из твоих квантовых чипов?
— Нет. Все данные чипов сохранены.
Деви вздыхает.
— А описательный отчет? Составь описательный отчет о перелете, чтобы там были все важные сведения.
— Начиная с этого момента?
— Начиная с начала.
— Как я это сделаю?
— Не знаю. Возьми свою чертову суперпозицию и сожми ее!
— В смысле?
— В смысле просуммируй или еще что. Или сосредоточься на каком-нибудь типовом числе. Да как угодно.
На кухне воцаряется тишина. Слышен лишь гул экранов и свист вентиляционных отверстий. Вскоре Фрея не выдерживает и уходит спать, Деви продолжает говорить с кораблем.
* * *
Иногда этот страх Деви так давит на Фрею, что она одна выходит во дворик их квартиры, что ей разрешается, а потом прокрадывается в парк на задней окраине Ветролова, что ей запрещено. Однажды вечером она приходит к набережной, чтобы понаблюдать за тем, как ветер терзает поверхность озера. Одни лодки проносятся по водной глади, наклоняясь под разными углами, другие стоят привязанные к доку или пришвартованные неподалеку и подпрыгивают вверх-вниз, а белые лебеди покачиваются у края набережной, надеясь, что им перепадут кусочки хлеба. Все блестит в предвечернем свете. Когда у западной стены вспыхивает солнечная полоса, обозначающая начало сумерек, Фрея торопливо поворачивает обратно, чтобы успеть вернуться во дворик до того, как Бадим позовет ее ужинать.
— Эй ты! — окликает ее кто-то. — Иди-ка сюда!
Даже в сумерках ей видно лицо одного из мальчиков, живущих через площадь от них. Его лицо похоже на лисье, довольно привлекательное даже в темноте и покрытое пятнами снизу, отчего похоже на черную мордочку.
— Чего вы хотите? — спрашивает Фрея. — Вы дикари?
— Мы свободны, — провозглашает мальчик с нелепой напыщенностью.
— Ты живешь через площадь от меня, — насмешливо замечает она. — Как же это вы свободны?
— Это просто прикрытие, — говорит мальчик. — Не будет прикрытия — они сразу явятся за нами. Чаще всего мы здесь. И нам нужна тарелка мяса. Ты можешь достать нам ее.
Выходит, он знает, кто она такая. Но не знает, как надежно охраняются лаборатории. Там повсюду стоят маленькие камеры. Даже сейчас корабль, возможно, записывает его слова, а Деви это слышит. Фрея говорит об этом мальчику, но он со своими приятелями хихикает.
— Корабль не такой уж всезнающий, — уверенно отвечает он. — Мы много чего уже стащили. Если сначала перерезать провода, тогда тебя не поймают.
— А почему вы думаете, что они не засняли того, как вы перерезаете провода?
Они снова смеются.
— Мы подкрадываемся к камерам сзади. Они же не волшебные, знаешь ли.
Фрее это не кажется убедительным.
— Тогда сами сможете достать себе ту тарелку.
— Нам нужна такая, с какой твой папа работает в лаборатории.
Значит, с тканями для медицинских исследований, а не для еды. Но она говорит:
— Как-нибудь без меня.
— Какая хорошая девочка.
— Какой плохой мальчик.
Он усмехается.
— Идем, посмотришь, где мы прячемся.
Это звучит более заманчиво, и во Фрее загорается любопытство.
— Я уже и так опаздываю.
— Какая хорошая девочка! Это совсем рядом.
— Как это может быть рядом?
— Идем, сама увидишь.
И она идет. Они хихикают, проводя ее в самую густую рощу в парке. Там они хорошенько раскопали землю между двумя толстыми корнями одного вяза, и теперь, заглядывая в пространство под глубоко лежащие корни, освещенное их налобными фонариками, Фрея видит, что четыре или пять огромных корней идеально сходятся вместе, образуя крышу этого пространства. В яме сидят четверо, и, хотя ребята довольно малы, кажется, что им все равно очень тесно. Зато там можно стоять, а земляные стены прямые и достаточно крепкие, чтобы в них держались норы, в которых они хранят кое-какие вещи.
— У вас здесь даже нет места, чтобы поставить тарелку, — заявляет Фрея. — И электричества. Да и все равно в медлабораториях нет тарелок, которые бы вам подошли.
— А нам кажется, все там есть, — говорит мальчик с лисьим лицом. — А мы уже раскапываем другую комнату. В ней мы поставим генератор.
Фрея противится тому, чтобы это ее впечатлило.
— Вы не дикари.
— Еще нет, — признает мальчик. — Но мы присоединимся к ним, когда сможем. Когда они с нами свяжутся.
— А зачем им с вами связываться?
— А как, думаешь, они сами сбежали? Как тебя зовут?
— А тебя?
— Меня — Юэн.
Зубы на его черной мордочке кажутся белыми. Их фонарики слепят ей глаза. Она видит только то, на что смотрят они, а сейчас они смотрят на нее.
В отражающемся свете она замечает в одной из стенных нор камень. Затем хватает его в руку и грозно замахивается.
— Мне пора домой, — говорит она. — Вы не настоящие дикари.
Мальчишки стоят и смотрят на нее. Когда она поднимается по земляным ступеням, Юэн протягивает руку и щипает ее за зад. Причем ей кажется, что он пытался потрогать ее между ног. Фрея бросает в него камень, а потом убегает через парк. Она оказывается дома как раз в тот момент, когда Бадим зовет ее из дворика. Она поднимается по лестнице и никому ничего не рассказывает.
