В Сеул мы прибыли за десять дней до соревнований, и за все время я почти никуда не выходил: ел, тренировался, спал и старался не сойти с ума от осознания того, что время на таймере, тикавшем четыре года, вот-вот истечет. Как вы знаете, у спортсменов есть всего четыре года, чтобы как можно лучше подготовиться к тому моменту, когда сигнальный пистолет даст старт их выступлению на Играх. На них нельзя опоздать ни по какой уважительной причине – никакие причины не в счет, когда заведенный на четыре года таймер остановится, судья выстрелит вверх, и у тебя будет всего минута сорок семь секунд, чтобы доказать, что ты – лучший в истории пловец вольным стилем на 200 м.
А если в вашем сознании некая уважительная причина все же есть, вы как пить дать проиграете. Можно тренироваться годами и быть в своей лучшей форме, а потом перед самым соревнованием вас свалит простуда или какой-нибудь вирус, и всему конец. Если становишься на стартовую линию или тумбу не в лучшей форме или не до конца уверен в себе, соперники порвут тебя и не заметят. Четыре года спортивной жизни потрачены зря. Звучит жестоко, но так и случается на каждой Олимпиаде со многими мечтающими о золоте. Как и у любого олимпийца, в вашем распоряжении четыре года, и, если не успеваете выжать из них все, проигрываете.
Так что прибыли мы в деревню, и все десять дней до старта я ее почти не покидал, да и из комнаты выходил редко.
В 1988 г. я уже был физически готов, психологически устойчив, уверен в себе, и только несколько человек знали, что на тренировках я показываю время лучшее, чем другие пловцы, а значит, вполне могу претендовать на золотую медаль. Я сделал все, чтобы воспользоваться этой возможностью, осталось только обогнать лучших в мире пловцов на дистанции 200 м. Подумаешь, ерунда какая!
Мне казалось, что все, происходившее в последние два дня перед стартом, было предначертано. Оглядываясь на четверть века назад, я все еще удивляюсь, как гладко все прошло. Я все ставил на уверенность в себе, основанную на упорных тренировках. Чем больше я тренировался, тем лучше плавал, хотя сейчас я понимаю, что бо́льшую часть карьеры пловца даже перерабатывал. Но на тех Играх 1988 г. в Сеуле я был подготовлен как никогда хорошо, так что запас уверенности у меня был: я точно знал, что работал больше любого из соперников. В финале кроме меня участвовали еще семеро, но никто из них не тренировался столько, сколько я. Так что по сигналу судьи мне нужно было только показать всем, что я чувствовал. Эта уверенность позволила мне проплыть первые сто метров быстрее чем когда-либо, ведь я знал – силы ног хватит, чтобы пройти и вторую половину, я был отлично готов. Что я успешно и проделал, а противники так и не смогли сократить разрыв после первых ста метров. Так я побил мировой рекорд и выиграл золото.
Я люблю истории обо всех золотых медалистах Олимпиады, но особенно вдохновляют меня те, которые повествуют о людях самого простого происхождения, годами тренировавшихся со зверским упорством. И благодаря своему мужеству и целеустремленности одерживавших победы, которых от них никто не ждал. Я мечтал стать олимпийским чемпионом, таким как Эмиль Затопек, Владимир Сальников, Лассе Вирен – настоящие мужчины, которые превыше всего ставили дело и добивались победы.
Канада
ДЖОН МОНТГОМЕРИ,
олимпийский чемпион по скелетону
Вехи карьеры
• 2010 г. – чемпион Олимпиады в Ванкувере.
• 2008 г. – серебряный призер чемпионата мира в Альтенберге.
• 2008 г. – серебряный призер чемпионата мира в Альтенберге (смешанная команда).
• 2011 г. – бронзовый призер чемпионата мира в Кёнигзее (смешанная команда).
Спорт имеет большое значение для огромного числа людей. Одни уходят в него, другие приходят, некоторым он приносит лучшую жизнь, многим – достижение целей. Я сам – один из тех, кто относится к последней группе, и я бы никогда не осмелился погрузиться в спорт – средство достижения цели и мою нынешнюю страсть, – не верь я в себя достаточно, чтобы пробовать новое и не бояться выходить из зоны комфорта. Я вырос в сельских районах канадской провинции Манитоба, причем мне повезло родиться в маленьком городишке примерно в одно время с еще 16 парнями, которые со временем выросли в достойнейших спортсменов. Мы с друзьями вместе играли на переменках, всю зиму гоняли в хоккей, все лето играли в бейсбол. Никто из других городов не приезжал отбирать нас в команды, но у нас были лучшие тренеры во всей провинции, и наша команда из городка с населением всего-навсего 1600 человек выиграла восемь региональных чемпионатов, завоевала бронзу на чемпионате Западной Канады по хоккею и победила на двух региональных чемпионатах по бейсболу. Мы всегда были самой маленькой командой, но все играли за двоих, и мы никогда не выходили на лед или на поле без уверенности в победе. Думаю, единственным нашим серьезным преимуществом была как раз уверенность.
Команды, которых все обычно побаивались, изумлялись тому, что мы никогда не отступали, тому нажиму, с которым мы наседали на них до самой последней секунды, – их это приводило в замешательство. Этот напор и вера, что мы победим, каким бы ничтожно малым ни был шанс, и стали решающим фактором в исходе бесчисленных матчей, в которых мы уступали едва ли не по всем параметрам, кроме одного… нашей веры в себя!
Проще говоря, мы не сомневались, что добьемся желаемого. То, что я узнал подростком, определило мою взрослую жизнь. После переезда в Калгари, в провинцию Альберта, я сразу после окончания университета стал активно искать что-нибудь себе по душе, что-нибудь, чем можно бы было плотно заняться. В детстве таким «чем-то» был для меня хоккей, но я со школы не играл в настоящих матчах, теперь же тосковал по командному духу и удовлетворению, которые получал, выходя на лед. В школе хоккей мне до определенной степени заменяли занятия, но писать проверочные – не то же самое, что проверять себя на прочность в борьбе с другими спортсменами. Именно это чувство, этот зов спорта и всю жизнь лелеемая мечта выйти на поле с кленовым листом на груди, представлять свою страну в чем бы то ни было – не важно даже в чем, – и подтолкнуло меня пробовать себя в новых видах спорта, в первую очередь в тех, которыми можно было заниматься только в городах, принимавших Олимпиады. Так я искал себе цель.
Приехав в Калгари осенью 2001 г., первым, что я попробовал, стал конькобежный спорт. Я же до этого всю жизнь стоял на коньках и думал, что перейти на скоростной бег труда не составит. Сказать, что я заблуждался, – значит ничего не сказать. У беговых коньков лезвие длиннее и тоньше, задняя часть свободная… сравнивать их с хоккейными – все равно что сравнивать деревянные башмаки с туфлями от Джимми Чу (жена говорит, это очень хорошие туфли)! Осваивать скоростной бег мне нравилось, даже свыкся с различиями между техникой хода, но мне хотелось попробовать себя еще в чем-нибудь, прежде чем решиться посвятить все силы совершенствованию в определенном виде спорта. Я все еще мечтал попасть в национальную сборную и хотел убедиться, что буду работать не только упорно, но и с умом. Я решил познакомиться с тобогганом – еще одним спортом, которым нельзя было заниматься нигде, кроме как в городах, принимавших зимнюю Олимпиаду. Но в марте 2002 г. я впервые случайно попал с родителями на соревнования по скелетону, проходившие в Канадском олимпийском парке в Калгари, и сразу же понял – я нашел то, что непременно стоит попробовать. Спустя месяц после того, как скелетон после 54-летнего перерыва вновь стал олимпийским видом спорта, я первый раз съехал по ледяному желобу: головой вперед я несся на санях, которые потом описывал друзьям как обеденный поднос на полозьях, со скоростью 70 с лишним км/ч. Всего восемь лет спустя на Олимпиаде-2010 я съехал с горы в Уистлере в Британской Колумбии со скоростью почти вдвое большей. И моя заветная мечта сбылась: на груди у меня красовался кленовый лист, а на шее – золотая олимпийская медаль.
