По причинам, которые я изложу в свое время, я не хотел идти к этому человеку, но в конце концов сделал это, хотя оставил уже идею перейти через Замбези, чтобы увидеться с таинственной и мистической женщиной-знахаркой, с которой советовал встретиться Зикали. Разговор был пустяковый, но суть его в том, что Открыватель дорог очень хотел, чтобы я проложил для него тропинку, по которой он мог бы ходить по ту сторону добра и зла. К тому времени я убедился, что все же скучаю по ушедшим в мир иной и хочу узнать об их существовании.
Любопытно, многие ли понимают, как я, насколько меняются наши настроения, которые ведут нас по жизни, в тот или иной ее момент. То мы лиричны и романтичны, то грубы и действуем силой, иногда мы уверены, что наша жизнь – это сон и тень и настоящее состояние лежит где-то еще, а иногда мы думаем, что жизнь – это бизнес, из которого мы должны извлечь выгоду. Сегодня мы уверены, что наша любовь бессмертна, даже более, чем звезды. А завтра мы понимаем, что это просто тени, которые отбрасывает солнце желания над текущими водами жизни, которые бегут из ниоткуда в никуда. Иной раз наши сердца полны веры, а в другой раз наши надежды и мечты закрыты стеной небытия и бесконечности, точно принадлежат притворщикам или людям глупым, которые только делают вид, что всегда постоянны, и совершенно не меняются…
Я решил не только не идти на север, туда, где не найти ни одного живого человека, чтобы показать мою независимость от Зикали, но и не ходить к его вождю, Умслопогасу. Пожалуй, я продам все товары и, когда выручу приличные деньги, вернусь в Наталь, чтобы отдохнуть в моем маленьком домике в Дурбане, о чем я и сообщил Хансу.
– Очень хорошо, баас, – ответил он. – Я тоже отправлюсь в Дурбан, тем более что здесь мы все равно не достанем всего, что нам нужно. – И он скосил глаза на пустую бутылку из-под джина, которая была наполнена водой, потому что джин был давно выпит. – Да, баас, мы не увидим Береа очень долго.
– Почему ты так говоришь? – спросил я резко.
– О, разве баас не ходил к Открывателю дорог и разве тот не велел отправиться на север и не повесил для этого баасу на шею Великий талисман?
Говоря это, Ханс набивал трубку золой из костра, все это время глядя на мою грудь, где висел Талисман.
– Правильно, Ханс, но мне хочется показать Зикали, что я не его посланник на севере, на юге, на западе или востоке. Значит, завтра утром мы пересечем реку и отправимся в Наталь.
– Да, баас, но почему не сейчас? Еще светло.
– Мы пойдем завтра утром, – сказал я с той твердостью, которая всегда выдает человека с характером. – И я не изменю своему слову.
– Но, баас, иногда поступки живут отдельно от слов. Может быть, у бааса есть нога быка на ужин или другая еда в банке с вмятиной, которую мы купили два года назад? Мухи доели ногу быка, но я выбросил их личинок и доел мясо сам.
Ханс был прав, все меняется, особенно погода. Этой ночью внезапно небо посуровело, начался ужасный дождь, задолго до того, как ожидался, и лил три полных дня. Стоит ли говорить о том, что река, которую обычно можно было легко пересечь, к утру превратилась в стремительный поток. И длилось это несколько недель.
В отчаянии я отправился на юг, где был брод у реки, который оказался непроходимым.
Я попробовал в другом месте, дальше, но и там пройти было сложно из-за болотистой местности. Наконец нашли удачное место у переправы, и мы благополучно перебрались на другой берег, когда внезапно одно колесо застряло в никем не замеченной яме. Мы безнадежно завязли. Я решил оставить фургон по соседству с бродом. Мне пришлось взять быков, принадлежащих кафрам-христианам, и с их помощью вытащить фургон на тот берег, где мы начали свое путешествие.
Мы все сделали вовремя, потому что сразу же началась новая буря и новое страшное наводнение.
В Англии, где я сейчас нахожусь, везде есть мосты, и никто этого не ценит. Если бы люди об этом задумались, то перестали считать, сколько тратится на их содержание. О, как мне хотелось бы, чтобы они на собственных шкурах почувствовали, что означает отсутствие моста в дикой стране во время проливного дождя! То же самое касается и дорог. Вы должны больше молиться, друзья мои, сказала одна старая женщина своей дочери, у которой родилась двойня. Это могли быть тройняшки!
В свете всего этого я признал себя побежденным и отступил, чтобы позволить Провидению прекратить дождь. Перебравшись на другой берег реки, которая раздражала меня своим постоянным бульканьем, я нашел относительно сухое место на степной полянке. Сквозь облака проглянуло солнце, и я увидел на расстоянии одной-двух миль огромную гору, на нижних склонах которой рос густой лес. Верхняя часть горы, голая скала, была похожа на огромную фигуру сидящего человека, подбородок которого как бы упал на грудь. Имелись голова, руки, колени. Вся фигура очень сильно напомнила мне изображение Зикали, которое висело на моей шее, или даже самого Зикали.
– Как это называется? – спросил я у Ханса, указывая на этот странный холм, сияющий в отражении злого закатного солнца, которое садилось между штормовых облаков и делало этот образ еще более зловещим.
– Это Ведьмина гора, баас, где вождь Умслопогас и его родной брат охотились на волков. Там обитают привидения, а в пещере на вершине горы лежат кости Нады Лилии, самой прекрасной женщины, чье имя звучит как песня. Ее любил Умслопогас
[76].
– Ерунда, – сказал я, хотя слышал кое-что об этой истории и помнил, что Зикали, упоминая Наду, сравнивал ее красоту с красотой женщины, которую я знал когда-то.
– Где живет вождь Умслопогас? – спросил я.
– Говорят, что его город вон там, на равнине, баас. Он называется Место Топора, его окружает река, там живет племя топора. Это сильные люди, и вся страна вокруг не заселена, потому что Умслопогас очистил эти земли от племен, которые раньше жили на ней, сначала с помощью волков, потом – средствами войны. Он такой сильный воин и настолько свиреп в бою, что даже сам Чака боялся его. Говорят, что он убил Дингаана из-за Нады. Кечвайо, нынешний король, тоже оставил его в покое, и тот не платит королю дань.
Только я собрался спросить Ханса, откуда у него такая информация, как внезапно раздались какие-то звуки. Подняв голову, я увидел трех высоких мужчин, одетых с ног до головы в одежды гонцов. Они быстро приближались к нам.
– Это люди из племени топора, – сказал Ханс и стремительно метнулся к фургону.
Я не мог этого сделать, поскольку поспешное бегство грозило потерей достоинства. Хотя я и предпочел бы, чтобы мое ружье было со мной, мне пришлось остаться на скамейке. Я пытался зажечь свою трубку, не обращая ни малейшего внимания на трех грозно выглядевших парней.
В их руках вместо ассегаев были топоры. Эти люди подбежали прямо ко мне, подняв их над головой таким образом, что любой человек, не знакомый с привычками зулусов старой школы, мог бы подумать, что они намереваются совершить убийство.
