Вскоре мы очень сдружились, а вот Ханс поначалу отнесся к новым попутчикам весьма настороженно, скорее всего из ревности.
Я не сомневался, что, наняв этих двоих, очень удачно вложил деньги. Была лишь одна загвоздка: Том и Джерри согласились отправиться со мною, дабы охотиться на слонов, а вовсе не затем, чтобы участвовать в экспедициях невесть куда. Следовало рассказать им всю правду о моих дальнейших планах, на случай если они вдруг захотят вернуться на побережье вслед за слоновой костью.
Том не задумываясь вызвался идти со мною до конца, куда бы ни привела нас дорога. Сказал, что он, дескать, прирожденный путешественник и хочет прикоснуться к тайнам окружающего мира. Мне частенько приходилось наблюдать подобный настрой у абиссинцев. Осторожный Джерри завел разговор о жене и маленькой дочке, которая еще только-только пошла в миссионерскую школу. Оказывается, его разлучили с семьей. Ханс тут же язвительно посоветовал заботливому папаше сидеть дома и нянчиться с младенцами. Услышав это, Джерри буквально взвился и заявил, что тоже пойдет с нами и вот тогда-то все увидят, кому место в няньках.
Покончив с этим, я поблагодарил охотников и рассказал им о ста золотых соверенах, полученных от Кенеки. Я решил разделить эту сумму между ними и Хансом, поскольку нам предстояло опасное путешествие. Оба стали горячо меня благодарить, правда Джерри усомнился, доживет ли он до того часа, когда наконец-то получит свою долю. И с сожалением вздохнул: ведь деньги так пригодились бы для его дочурки.
– Вы не поняли, я предлагаю вам эти деньги прямо сейчас. Вы пообещали остаться со мной до конца путешествия, и у меня нет оснований сомневаться в вашей порядочности. Так что, если в караване, который собирается на побережье, есть человек, которому вы доверяете, можете через него отправить близким свою долю.
Оба охотника были удивлены и растроганы и принялись наперебой клясться – протестант Том именем Бога, а католик Джерри Девой Марией, – что ни за что не оставят меня и, что бы ни случилось, сдержат свое слово. Выслушав их, я повернулся к Хансу и спросил, не хочет ли и он тоже поблагодарить меня за щедрость. Все это время готтентот стоял в сторонке и с высокомерной ухмылкой на наглой физиономии вертел в руках свою шляпу.
– Нет, баас, – решительно объявил он, – я не возьму вперед никаких денег! Так с какой же стати мне вас благодарить? Я не наемный работник, как эти двое, а был приставлен к баасу его преподобным отцом для поддержки и защиты. И все, что мне нужно, я получу от бааса по праву.
С этими словами Ханс развернулся и зашагал прочь. А я обратился к нему по-голландски, чтобы остальные не поняли:
– Ах ты, ревнивый и сварливый маленький попрошайка! Ладно, придется мне пока хранить твою долю у себя!
Так я и поступил и, забегая вперед, скажу, что он соизволил получить свои соверены лишь много времени спустя. Кроме Тома и Джерри, я нанял еще двадцать местных носильщиков, которых с трудом удалось уговорить идти со мной и нести груз.
Я замечал, что по мере приближения нашего отъезда Кенека все больше нервничает, хотя и никак не мог взять в толк, чего именно тот опасается. Он созвал старейшин поселения, на этой встрече присутствовал и я тоже. Кенека объяснил, что вызвался сопровождать меня в охоте на слонов, откуда мы в надлежащий срок непременно вернемся. Старейшины болезненно восприняли эту новость, невзирая на предложение вождя вплоть до его возвращения оставить за главного кого-нибудь из местных жителей. Близится время, возражали они, когда следует помолиться о дожде, а если Кенека уйдет, они останутся ни с чем.
Тут следует пояснить, что религия обитателей этого крааля причудливо сочетала в себе почитание пророка и суеверия дикарей Восточного побережья. Некто Гаика, важная шишка, судя по всему, свирепый одноглазый тип, наполовину араб, наполовину негр, вскочил и злобно напустился на Кенеку: якобы его так разозлило, что вождь не вовремя собрался на охоту.
Однако Кенека отреагировал на удивление спокойно и даже кротко. Он сказал, что хотел бы встретиться со старейшинами еще раз и хорошенько все обсудить. На этом собрание завершилось.
– Как ты думаешь, в чем тут дело? – спросил я у Ханса, когда мы вернулись в наш лагерь. – Почему Гаика вдруг так разъярился?
– Да ты слеп, баас. Этот тип спит и видит, как бы убить Кенеку и самому занять его место.
Я возразил, что в таком случае Гаика, напротив, обрадовался бы отъезду соперника.
– Вовсе нет, баас, местные боятся, как бы их вождь не отправился в свое племя, где он слывет великим колдуном, и не привел бы сюда сородичей, им на погибель. Эти люди задумали убить Кенеку, потому что ненавидят и боятся его, – добавил Ханс шепотом, – но пока не готовы, вот и не хотят его отпускать.
– Откуда ты все знаешь? От той женщины?
Готтентот кивнул:
– Кое-что, баас, мне рассказала именно она. А остальные сведения я собирал по крупицам, то тут, то там, когда притворялся спящим или слушал старого муллу, обучающего меня основам своей религии. Мулла думал, что я хочу обратиться в их веру. Я сидел в его хижине-мечети, слушал всякие глупости и говорил, как ликует моя душа, а сам держал ухо востро. Там мне удалось разузнать много интересного. Они считают меня мудрым и доверяются Хансу так, как не доверились бы баасу.
Глядя на него, я испытывал странное чувство: смесь возмущения с восхищением. Несомненно, мой готтентот был не промах и впрямь разузнал немало. Больше мы на эту тему не говорили, ведь тут и у стен имелись уши.
В тот же день я отправил носильщиков с грузом на три мили вперед, в безопасное место, поскольку очень боялся, как бы товар не украли. Со мной остались только Ханс, Том и Джерри.
Утром Ханс, по обыкновению, принес мне кофе и как ни в чем не бывало сообщил:
– У нас возникли осложнения, баас. Прошлой ночью Кенеку схватили, связали и теперь держат взаперти в его же собственном доме. Вчера днем он, кажется, во время ссоры убил кого-то ударом кулака или камнем. Он ведь силен как бык.
Я присвистнул и спросил, что же будет дальше.
– Утром местные собираются судить Кенеку за убийство по своим законам, баас. Меня послали справиться, будете ли вы присутствовать или нет. Что им сказать?
Поначалу я хотел было отказаться, заявив, что меня это не касается. Поразмыслив, однако, я передумал: не хватало еще выставить себя трусом. Кроме того, я взял у Кенеки вперед слоновую кость и золото, так что теперь негоже бросать его в беде. Поэтому я послал Ханса сказать, что приду на суд вместе со своими слугами.
В назначенный час мы явились вчетвером, как следует вооруженные. У ворот нам сообщили, что суд состоится у Древа Совета, росшего, помнится, на окраине крааля. Туда мы и отправились. Все население было уже в сборе, дерево окружили приблизительно четыре сотни человек. В его тени сидело – кто прямо на земле, кто на табуретках – около десятка старцев в белых одеждах. Легко было догадаться, что это судьи.
Когда мы приблизились, минуя толпу, они с сомнением покосились на наши ружья. В конце концов мы все-таки разместились: чуть поодаль от так называемого Совета, по правую руку от судей. Я присел, а Ханс, Том и Джерри встали у меня за спиной. С нами никто не заговаривал, и мы тоже хранили молчание. Вскоре толпа расступилась, пропуская Кенеку – со связанными за спиной руками и под конвоем шестерых стражников, вооруженных копьями. Все провожали его холодными взглядами. Вряд ли хоть один из местных жителей относился к арестованному дружелюбно.
