Спустя пять минут стало совсем темно. Должно быть, в этом лесу было мрачно и в полдень, а уж ночью, даже при полной луне, он вообще походил на угольную шахту. Чтобы не потеряться, мы воспользовались длинной лианой: Кумпана держал ее за один конец, я – посередине, а Ханс – за «хвост».
Вы можете спросить, каким образом Кумпана видел в темноте. Отвечу вам честно: не знаю. Однако старик довольно бойко вел нас по неведомой тропе мимо гигантских деревьев и ловко огибал поваленные стволы. Шли мы так несколько часов, пока наконец среди мертвых, лишенных листвы крон не забрезжил луч света. Лес закончился так же внезапно, как и начался, и теперь перед нами простирался берег озера, вероятно затопляемый во время дождя.
О, какой безжизненной казалась водная гладь, отражающая свет луны! И все же она была прекрасна в обрамлении лесных деревьев. Мертвую тишину нарушали лишь редкий шорох дикого зверя где-то вдалеке да кваканье лягушки. Тишина эта действовала гнетуще, даже пугающе. Казалось, животные редко сюда захаживали, даже рыба в воде не плескалась. Что ж, оно и понятно, ведь эти нехоженые тропы считались священными. Вдалеке виднелся остров, на котором и жила загадочная жрица, именуемая Тенью. Он показался мне большим, приблизительно в милю длиной, а вот определить его ширину я затрудняюсь. Среди пальм, растущих на острове, мелькали здания.
Достав свой бинокль с линзами ночного видения, я изучил местность. Здания оказались большими, массивными и украшенными скульптурами. Судя по всему, они были построены из какого-то белого материала: известняка, алебастра или мрамора – причем очень давно, ибо уже успели частично разрушиться. Сооружения сии отличались любопытной архитектурой: нигде в Южной и Центральной Африке, даже в Родезии, я не встречал ничего подобного.
Мне бросилось в глаза явное сходство с развалинами храмов Древнего Египта, которые я видел только на рисунках. Также я заметил пилоны, башнеобразные сооружения по обеим сторонам от входов; стены покрывали барельефы; внутренние дворы были снабжены колоннами: одна лежала на земле – то ли упала, то ли ее так и не успели установить.
Это зрелище глубоко взволновало меня. Возможно, эти загадочные здания возвели в древности египтяне или какой-то иной народ, который впоследствии переселился неизвестно куда. Вспоминая усеченную пирамиду с горящим на ней алтарным огнем, я склоняюсь к мысли, что так оно и есть.
Я попытался было расспросить Кумпану, но старик ничего не смог (или не захотел) мне рассказать, сославшись на то, что ему самому ни разу не доводилось бывать на заповедном острове. О зданиях он знал лишь то, что они отличаются огромными размерами и простояли тут – как он выразился, «наперекор времени» – многие тысячи лет. Никаких сведений о грандиозном строительстве на острове, равно как и о людях, трудившихся и живших там, не сохранилось. Возможно, скульптуры могли рассказать больше тому, кто в них разбирается. Для остальных же эти сооружения оставались из поколения в поколение лишь священной обителью для Энгои, также известной как Тень и Сокровище озера, и ее дев-прислужниц.
– Могу ли я посетить их?
– Пожалуйста, господин, – ответил старик с насмешливой улыбкой, – если ты умеешь плавать. Только, боюсь, если ты доберешься до острова живым, разъяренные женщины разорвут тебя на части.
Теперь, оглядываясь назад, я полагаю, что все это вздор. Наверняка жившие в заточении женщины с любопытством встретили бы мужчину, пусть даже мне было и далеко до идеального представителя сильного пола. Разумеется, если этот их африканский монастырь или орден дев действительно существовал, подобно «невестам Солнца» у инков или весталкам в Древнем Риме. Однако в тот момент я вспомнил о судьбе мужчин, посягнувших на уединение таинственных женщин в Древней Греции, и мне как-то не захотелось разделить их участь.
Сейчас я сожалею, что не набрался тогда храбрости и не попытался достичь острова вплавь. Увы, возможность сия упущена навсегда. Мне слабо верилось в историю с монашками-затворницами: ведь даже если прекрасных прислужниц и впрямь никто не навещал, это не мешало им иногда покидать остров. По словам Аркла, сама Тень поступала именно так. Если верить Кумпане, дабанда каждый год присылали на остров новых служительниц. В «рабыни Энгои», как их называли, избирали девочек, которым исполнилось двенадцать лет.
Вдруг зоркий Ханс прервал нашу беседу и сказал по-голландски:
– Взгляните туда, баас, – из большого дома выходят женщины.
Он оказался прав. В свой бинокль я увидел процессию в белых одеждах, которая вышла из ворот и приблизилась к кромке воды. Должно быть, они сели в лодки, хотя растущие по берегу пальмы закрывали мне обзор. Вскоре на спокойной глади озера появились три больших каноэ, в каждом из них сидело по пять или шесть женщин. Они принялись медленно грести в нашу сторону. «Интересно, – подумал я, – кто же смастерил лодки, если на острове никогда не бывает мужчин?»
Я взволнованно спросил, как быть, если дамы окажутся совсем близко. Неужели мне нельзя пойти им навстречу и хорошенько всех рассмотреть? Кумпана снова улыбнулся и отрицательно покачал головой.
Лодки тем временем остановились в двухстах ярдах от нас. Они вытянулись в линию, и до нас в полнейшей тишине донеслись звуки песни, чудной и печальной.
– Что они делают? – заинтересовался я. – Возносят хвалу полной луне?
– Да, господин, но не только это.
И точно, они делали что-то еще. Женщины в центральных каноэ подняли завернутое в белую ткань тело и выбросили его за борт. Сверток с громким всплеском упал в воду и исчез в глубине.
– Никак похороны?
– Верно, господин. Взгляни, они бросают в воду цветы.
Однако тон старика заставил меня усомниться в его словах. Что, если под этими белоснежными покрывалами скрывался живой человек? А вдруг это и не похороны вовсе, а жертвоприношение или казнь? Впоследствии Ханс утверждал, что якобы видел, как сверток шевелился. Возможно, это ему лишь показалось, ибо сам я ничего такого не заметил.
Честно говоря, мне стало не по себе, и поэтому я нисколько не огорчился, когда женщины развернулись и, по-прежнему распевая, уплыли к себе на остров, а Кумпана объявил, что нам тоже пора возвращаться. На мой взгляд, было нечто странное и зловещее в этом так называемом священном озере, в острове с его древними гигантскими зданиями и женщинами, совершающими при луне жертвоприношения, вроде тех, что делали в Древнем Египте богиням Нут и Хатор. Теперь лес казался мне еще более жутким.
Мы, как и прежде, следовали за Кумпаной, держась за стебель лианы. После пережитого мои нервы были порядком взвинчены, и, чтобы не пасть духом окончательно, я обратился к Хансу. Наверное, мой голос звучал чересчур громко, наперекор всепоглощающей тишине.
Нет нужды описывать мою речь в деталях, скажу только, что она касалась дабанда, их суеверий и претензий на владение магическими силами. Я говорил по-голландски, а иногда по-английски, чтобы Кумпана не мог меня понять. Выбирая весьма нелицеприятные выражения, я заявил, что все это – полнейшая чушь, дескать, их пресловутые жрецы и маги – попросту сборище чертовых лгунов. Ханс, большой любитель порассуждать, поддержал меня и высказал мнение, что и Кенека с Кумпаной также являются дьявольскими отродьями.
