– О белый господин, поверь, улыбаюсь я лишь потому, что хочу тебя поддержать! – сказал Бабемба изменившимся голосом. – Мои уста смеются, но в глубине души я плачу. Я знаю, вы хорошие люди, и говорил об этом Бауси, но он не верит мне, думая, что я подкуплен вами. Что я могу поделать с этим злым Имбоцви, главным колдуном, который ненавидит вас, потому что вы превзошли его колдовской силой? Имбоцви день и ночь шепчет королю на ухо, что, если тот не убьет вас, весь наш народ истребят или продадут в рабство, так как вы лазутчики большого войска, идущего следом. Вчера вечером был индаба, и Имбоцви устроил гадание. О большом войске и о многом другом он прочел в заколдованной воде и красочно описал королю. Я заглядывал Имбоцви через плечо, но увидел в воде лишь его уродливое отражение. Помимо того, он клялся, что его дух сообщил ему о смерти Догиты, кровного брата короля. Мол, Догита никогда больше не придет в город Беза. Я сделал все что мог. Не держи на меня зла, Макумазан, а когда станешь духом, не преследуй. При удобном случае я отомщу Имбоцви, если только он не отравит меня первым. Клянусь, он умрет не так быстро, как вы!
– Вот бы мне ему отомстить! – пробормотал я. Даже в такой важный момент я не мог относиться к Имбоцви по-христиански.
Старый Бабемба говорил искренне, и я, пожав ему руку, вручил свои письма с просьбой при возможности переслать их на побережье. После этого мы отправились в свой последний путь.
Зулусские охотники уже ждали за изгородью – сидели на земле, болтали и нюхали табак. Мне хотелось понять, в чем причина их спокойствия – в искренней вере в змею Мавово или в природном мужестве. При виде меня зулусы вскочили, подняли правую руку и приветствовали меня громкими, бодрыми восклицаниями: «Инкози! Баба́! Инкози! Макумазан!» По знаку Мавово они затянули зулусскую военную песню и пели ее до тех пор, пока мы не достигли места казни. Сэм тоже «пел», только совершенно о другом.
– Замолчи! – приказал ему я. – Неужели ты не можешь умереть как мужчина?
– Не могу, мистер Квотермейн, – ответил тот и продолжил вопить, моля о пощаде приблизительно на двадцати разных языках.
Мы со Стивеном шли рядом. Он по-прежнему нес английский флаг, который никто у него не отнимал. Должно быть, мазиту считали этот флаг его фетишем. Говорили мы мало. Только раз Стивен произнес:
– Да, любовь к орхидеям сгубила немало людей. Интересно, сохранит отец мою коллекцию или продаст ее?
Затем Стивен погрузился в молчание. Я не знал, что станет с его коллекцией, и не горел желанием узнать, поэтому не ответил.
Прогулка получилась короткой, лично я предпочел бы подольше. Мы под конвоем прошли по некоему подобию улицы и внезапно очутились на рыночной площади, которую переполняли собравшиеся посмотреть на нашу казнь. Я заметил, что люди стоят группами, а в середине оставлен широкий проход до южных ворот рынка, вероятно, для того, чтобы облегчить движение большой толпе.
Встретили нас почтительным молчанием. Завывания Сэма вызывали улыбки, а зулусская военная песня не то удивляла, не то восхищала. В конце площади, недалеко от ограды королевского жилища, установили пятнадцать столбов на возвышениях. Их насыпали, чтобы казнь увидел каждый из собравшихся, землю для них взяли (по крайней мере, частично) из пятнадцати глубоких могил, вырытых рядом. Точнее, столбов было семнадцать: первым и последним в ряду стояли особо крепкие столбы для наших ослов, по-видимому тоже приговоренных к расстрелу. На открытом месте перед возвышениями ждал большой отряд воинов. Тут же устроились Бауси, его советники, старшие жены, Имбоцви, размалеванный еще страшнее обычного, и пятьдесят-шестьдесят стрелков из лука с большим запасом стрел. Нетрудно было догадаться, какая роль отведена стрелкам в предстоящей церемонии.
– Король Бауси! – сказал я, проходя мимо короля мазиту. – Ты убийца, и Небо отомстит тебе за это преступление. Если прольется наша кровь, ты скоро умрешь и встретишься с нами там, где мы имеем силу, а народ твой будет истреблен!
Мои слова, казалось, испугали Бауси, и он ответил:
– Я не убийца! Я казню вас как похитителей людей. Кроме того, к смерти приговорил вас не я, а Имбоцви, главный колдун, рассказавший мне все о вас. Его дух говорит, что вы должны умереть, если мой брат Догита не появится и не спасет вас. Если Догита придет (что невозможно, ибо он мертв) и поручится за вас, я буду знать, что Имбоцви подлый лжец, и вместо вас умрет он.
– Да-да! – взвизгнул Имбоцви. – Если придет Догита, как предсказывает этот ложный колдун, – он указал на Мавово, – я готов умереть вместо вас, белые работорговцы. Да-да, тогда вы можете расстрелять меня из луков!
– Король Бауси и народ мазиту, запомните эти слова! Запомните, ибо они должны быть исполнены, если придет Догита, – твердым голосом произнес Мавово.
– Я запомню их, – пообещал Бауси, – и во всеуслышание клянусь моей матерью в том, что они будут исполнены, если только придет Догита.
– Хорошо, – проговорил Мавово и направился к указанному ему столбу.
По дороге он что-то шепнул Имбоцви на ухо, что, по-видимому, испугало это исчадие ада, так как он отшатнулся и задрожал. Однако скоро колдун оправился и через минуту уже отдавал приказания тем, кому поручили привязать нас к столбам.
Сделали это просто и надежно: плетеной веревкой скрутили нам руки позади столбов, выступающие бруски которых проходили у нас под мышками и не давали шевельнуться. Нам со Стивеном отвели почетное место в центре. По просьбе Стивена к верхушке его столба прикрепили английский флаг. Мавово привязали справа от меня, остальных зулусов – по разные стороны от нас. Ханс и Сэм занимали предпоследние столбы, по краям поставили злосчастных ослов. Я заметил, что Ханс очень сонный; голова его свесилась на грудь. Очевидно, снадобье подействовало, и я почти раскаивался, что отказался, когда Ханс предлагал его мне.
Когда все было готово, Имбоцви обошел нас, чтобы проверить путы и каждому начертить мелом на груди кружок – мишень для стрелков.
– А, белый человек! – прошипел он, разрисовывая мелом мою охотничью куртку. – Больше ты никому не сожжешь волосы своим магическим щитом. Никому и никогда, ибо я стану топтать землю, в которую тебя зароют, и присвою твое имущество.
Я не ответил. Если времени в обрез, зачем тратить его на разговоры с этим подлецом? Имбоцви подошел к Стивену и принялся чертить мишень. Стивен, еще способный на естественную человеческую реакцию, закричал:
– Убери прочь свои грязные лапы!
Одна нога у Стивена оставалась свободной, и он так пнул раскрашенного колдуна в живот, что тот полетел в разрытую могилу.
– Молодец, Вацела! – закричали зулусы. – Надеемся, что ты убил его!
– Я тоже надеюсь, – отозвался Стивен.
Зрители изумленно наблюдали за таким обращением со священной особой, – по-видимому, главного колдуна очень боялись. Только Бабемба ухмылялся, да и король Бауси не проявлял особенного неудовольствия.
