– Это может пригодиться, – задумчиво сказал я, – но, прошу, продолжайте.
– Потом я узнал, что на западной границе земли мазиту будто бы находятся большие болота, за ними есть озеро, называемое Кируа, а на озере – большой плодородный остров с горой посредине и владеет им племя понго, давшее острову название.
– Ведь это, кажется, туземное название гориллы? – спросил я. – По крайней мере, так говорил мне один человек, бывавший на восточном побережье.
– Как вы дальше увидите, это в самом деле очень странно. Говорят, что понго – великие маги, поклоняющиеся богу-горилле или, вернее, двум богам. Другой бог у них – цветок. Кто главнее, цветок ли с обезьяньей головой или горилла, я не знаю. Вообще, я знаю о понго лишь то, что слышал от мазиту и от человека, называвшего себя вождем понго.
– Что же они говорили?
– Мазиту утверждают, что понго – демоны, пробирающиеся секретными путями на лодках через тростники и похищающие женщин и детей для принесения в жертву своим богам. Иногда понго нападают по ночам, завывая при этом, как гиены. Мужчин убивают, женщин и детей забирают в плен. Мазиту тоже хотели бы напасть на понго, да не могут. У них нет лодок, чтобы добраться до вражеского острова – если это действительно остров. Кроме того, мне рассказывали о чудесном цветке, который растет там, где живет бог-горилла. Цветку тоже поклоняются как божеству. Об этом мазиту слышали от соплеменников, сбежавших из плена понго.
– А вы не пробовали добраться до этого острова? – спросил я.
– Пробовал, Аллан. Я подходил вплотную к тростниковым зарослям у самого края большой равнины, на берегу озера. Там я провел некоторое время – ловил бабочек, собирал растения. Однажды ночью я проснулся и почувствовал, что рядом кто-то есть. В лагере я был один, так как после заката солнца никто из моих людей не желал оставаться у границы владений понго. Я выглянул из палатки и при свете заходящей луны (рассвет уже близился) увидел человека, опершегося на длинное копье с широким наконечником. Человек тот был очень высок, выше шести футов. Белый плащ ниспадал почти до земли, на голове была шапка с завязками, тоже белая, в ушах поблескивали медные или золотые кольца, на руках – браслеты из того же металла. Несмотря на темную кожу, черты лица казались слишком изящными для негроидной расы – нос не приплюснутый, губы тонкие. Этот воин скорее напоминал араба. На левой руке у него я заметил повязку. Лицо незнакомца омрачала тревога. Думаю, ему было лет пятьдесят. Он стоял столь неподвижно, что я начал гадать, не привидение ли это, из тех, что, по словам мазиту, понго посылают в их страну. Мы долго смотрели молча друг на друга, так как я решил не начинать разговора первым. Наконец он заговорил низким, глубоким голосом на языке мазиту или на похожем языке, поскольку я легко понимал его.
«Ты зовешься Догитой, о белый господин? Ты искусный врачеватель?»
«Да, – ответил я. – А кто ты, осмелившийся пробудить меня от сна?»
«Господин! Я – Калуби, вождь племени понго, на этой земле меня уважают и почитают».
«Зачем же ты, Калуби, вождь понго, явился сюда в ночное время и один?»
«А зачем ты, белый господин, пришел сюда один?» – уклончиво ответил он.
«Что же тебе угодно?» – спросил я.
«О Догита! Я ранен и хочу, чтобы ты излечил меня». – Он посмотрел на свою перевязанную руку.
«Отложи в сторону копье и распахни плащ. Хочу убедиться, что у тебя нет ножа».
Вождь понго повиновался, отбросив копье.
«Теперь развяжи руку».
Я выглянул из палатки и при свете заходящей луны… увидел человека, опершегося на длинное копье с широким наконечником.
Он развязал. Я зажег спичку – казалось, огонь сильно испугал вождя, хотя он не сказал ни слова, – и при свете ее осмотрел руку. Первый сустав указательного пальца отсутствовал. Судя по культе, прижженной и туго обвязанной травой, сустав откусили.
«Кто это сделал?» – спросил я.
«Обезьяна, – ответил он. – Ядовитая обезьяна. Отрежь мне палец, о Догита, иначе завтра я умру».
«Почему же ты, Калуби, вождь понго, не велел своим лекарям отрезать тебе палец?»
«Нет-нет, – отвечал он, покачав головой, – они не могут. Это запрещает закон. А мне самому трудно, ибо если дальше окажется черное мясо, надо будет отрезать кисть, а если и дальше будет черное мясо, надо будет отрезать всю руку».
Я сел на походный стул и задумался, ведь среди ночной тьмы оперировать невозможно. Калуби, думая, что я отклоняю его просьбу, пришел в сильное волнение.
«Помилосердствуй, белый господин, – взмолился он – не дай мне умереть. Я боюсь смерти. Жизнь тяжела, но смерть еще хуже. Если ты откажешь мне, я убью себя здесь, перед тобой, и мой призрак будет посещать тебя до тех пор, пока ты не умрешь от страха и не присоединишься ко мне. Какую плату ты хочешь? Желаешь золота, слоновой кости или рабов? Скажи, я дам тебе все».
«Молчи», – сказал я, так как понял, что, если вождь будет много говорить, у него начнется лихорадка, которая приведет операцию к роковому исходу. По той же причине я не стал расспрашивать его о многом, что интересовало меня. Я развел огонь и начал кипятить хирургические инструменты, а Калуби подумал, что я занялся магией. Тем временем взошло солнце.
«Ну, – сказал я, – теперь покажи, насколько ты храбр».
И вот, Аллан, я сделал операцию, отрезав ему палец у самого основания, так как решил, что в его словах о яде есть доля правды. И действительно, впоследствии в ампутированной части – она хранится у меня в спирту, могу показать, – обнаружился яд. Чернота, о которой говорил Калуби, что-то вроде гангрены, распространилась почти по всему пальцу, хотя выше ткань кисти не пострадала. Вождь понго, без сомнения, был человеком мужественным. Во время операции он сидел неподвижно как скала и ни разу не поморщился. Увидев, что на месте разреза здоровая ткань, он вздохнул с большим облегчением. Когда все закончилось, он лишился чувств, но то был легкий обморок. Я дал ему немного винного спирта с водой, что подкрепило его.
«О господин Догита, – говорил он, когда я перевязывал ему руку, – на всю жизнь я твой раб. Но окажи мне еще одну услугу. В моих владениях водится ужасный дикий зверь, откусивший мне палец. Это демон. Он охотится на нас, мы его боимся. Я слышал, что у вас, белых, есть магическое оружие, которое убивает шумом. Приди на мою землю и убей того дикого зверя своим магическим оружием. Я молю тебя, приди, приди, ибо я в страхе».
Вождь действительно казался очень испуганным.
«Нет, – ответил я – я не проливаю крови. Я никого не убиваю, кроме бабочек, да и тех не так уж часто. Но если ты боишься этого зверя, почему ты не отравишь его? Вам, черным, известно много ядов».
