– Для нас вполне достаточно, – отозвался я. – Теперь скажи мне, далеко ли город понго от того места, где тебя похитили?
– На лодке плыть туда целый день, о Макумазан. Похитили меня рано утром, и только к вечеру мы добрались туда, где стояло множество лодок. Было их около пятидесяти, иные могли вместить до сорока человек.
– А от пристани до города?
– Они рядом, Макумазан.
– Не слышал ли ты о земле, лежащей за водой, что протекает у пещеры? – спросил Брат Джон.
– Слышал, о Догита, – то ли при похищении, то ли позднее, поскольку до нас долетают россказни об этих понго. Говорят, на их землях есть остров, где растет Священный цветок, о котором ты знаешь, ибо в последний раз ты приезжал к нам именно с таким цветком. За ним присматривает жрица, именуемая Матерью Цветка, а также ее служанки, все до единой девственницы.
– Кто эта жрица?
– Не знаю. По слухам, ее выбирают из новорожденных с белой кожей, у понго так бывает, даже если родители темнокожие. Если девочка рождается белой, или с розовыми глазами, или глухонемой, ее отдают жрице в услужение. Но прежней жрицы, верно, уже нет в живых, так как мальчишкой я запомнил ее очень старой, и понго сильно беспокоились, ибо не было среди них белокожей женщины, которая могла бы принять священный сан. Однако много лет назад племя устроило большой праздник и на пиру съели немало рабов, так как была найдена новая прекрасная жрица с белой кожей, желтыми волосами и ногтями нужной формы.
Тут я подумал, что поиски жрицы, которая именуется Матерью Цветка и обладает особыми приметами, напоминают поиски быка Аписа в Древнем Египте, описанные Геродотом. Однако вслух я ничего не сказал, так как Брат Джон вдруг спросил:
– Новая жрица тоже умерла?
– Не знаю, Догита, но думаю, что нет. Если бы она умерла, до нас дошел бы слух о празднике по случаю съедения мертвой Матери Цветка.
– Съедение мертвой матери?! – воскликнул я.
– Да, Макумазан. По священному обычаю понго, после смерти Матери Цветка ее тело нужно разделить между теми, кто имеет право на священную еду.
– А Белого дьявола не едят? – уточнил я.
– Нет, ибо, как я уже говорил, он никогда не умрет. Он несет смерть другим, в чем ты наверняка убедишься, если отправишься в страну понго, – мрачно прибавил Бабемба.
«Клянусь честью, – подумал я, когда добавить Бабембе стало нечего и разговор закончился, – если бы дело касалось только меня, я охотно оставил бы в покое понго и их Белого дьявола». Потом, вспомнив позицию Брата Джона, я со вздохом решил покориться судьбе. И судьба благоволила нам. Следующим утром, очень рано, к нам снова пришел Бабемба.
– Белые господа, случилось нечто удивительное, – объявил он. – Вчера вечером мы говорили о понго, а сегодня на заре они прислали послов.
– Зачем? – спросил я.
– Они предлагают прекратить вражду между понго и мазиту. Да, они просят Бауси отправить к ним послов для заключения прочного мира. Будто кто-нибудь согласится к ним пойти! – прибавил он.
– Может, кто-нибудь и согласится, – ответил я, поскольку мне в голову пришла интересная идея. – Позволь нам переговорить с Бауси.
Через полчаса мы уже сидели в королевском жилище. Мы – это Стивен и я; Брат Джон отправился к Бауси чуть раньше. Прежде чем разделиться, мы с Братом Джоном перекинулись парой слов.
– Джон, вас не посещала мысль, что представляется удобнейший случай посетить страну понго, раз она вас так манит? – спросил я. – Мазиту ничем туда не заманишь: слишком боятся обрести там вечный покой. Вы кровный брат Бауси, так предложите себя на роль чрезвычайного посла, мы же станем вашей свитой.
– Я уже думал об этом, Аллан, – ответил он, поглаживая длинную седую бороду.
Мы со Стивеном уселись среди королевских советников. Вскоре появился Бауси в сопровождении Брата Джона и, поздоровавшись с нами, велел привести послов понго. Вошли высокие светлокожие мужчины с правильными семитскими чертами лица, одетые, как арабы, в белое. На шее и запястьях они носили золотые и медные кольца. В общем, выглядели послы солидно; они разительно отличались от большинства жителей Центральной Африки. Мне же их внешность внушала страх и отвращение. Добавлю, что копья понго остались за изгородью, окружавшей королевское жилище. Послы сложили руки на груди и с достоинством поклонились королю.
– Кто вы и что вам нужно? – осведомился Бауси.
– Я Комба, – ответил их предводитель, молодой еще человек с блестящими глазами. – Комба, Признанный богами, который в скором времени может занять место Калуби, а это мои слуги. Я пришел сюда с дарами дружбы по желанию священного Мотомбо, верховного жреца богов. Дары оставлены за изгородью…
– Разве не Калуби жрец ваших богов? – прервал его Бауси.
– Нет, Калуби – король понго, так же как ты – король мазиту. Мотомбо же, которого мы редко видим, – король духов и уста богов.
Бауси кивнул на африканский манер – поднял подбородок и не опустил.
Комба продолжал:
– Я отдался на твою милость. Если хочешь, убей меня, но толку от этого немного, ибо место мое займет другой, дожидающийся очереди стать королем.
– Разве я понго, чтобы убивать послов и поедать их? – съязвил Бауси, чем явно задел высоких гостей.
– Ты ошибаешься, о король! Понго едят лишь избранных Белым дьяволом. Это религиозный обряд. К чему тем, у кого много скота, есть людей?
– Не знаю, – буркнул Бауси. – Среди нас есть человек, у которого другое мнение. – Король глянул на Бабембу, и тот нервно заерзал.
Комба обжег Бабембу свирепым взглядом.
– Не представляю, чтобы кто-то покусился на костлявого старика, – парировал он. – Но оставим это. Я благодарю тебя, король, за гарантию безопасности. Я пришел сюда просить, чтобы ты направил посланников для переговоров с Калуби и Мотомбо о заключении прочного мира между нашими народами.
– Почему же Калуби и Мотомбо сами не пришли сюда для переговоров? – спросил Бауси.
– Потому что, о король, по закону им нельзя покидать свою страну. Поэтому они послали меня, будущего правителя племени. Послушай меня! Поколениями наши народы ведут войну. Началась она давным-давно, один только Мотомбо знает, когда это случилось, ибо его известили боги. Прежде понго владели всей этой землей, за водой находились наши священные места. Потом явились ваши предки, напали на понго, многих перебили, оставшихся захватили в плен и сделали своими рабами, а женщин – своими женами. Теперь Мотомбо и Калуби говорят: пусть вместо войны воцарится мир; пусть там, где был бесплодный песок, вырастут злаки и цветы; пусть мрак, в котором теряются и гибнут люди, сменится ласковым светом и наши народы протянут друг другу руки!
«В самом деле», – пробормотал я, тронутый его словами.
