…Мы останавливаем автомобиль перед воротами Центра. Висящее на них объявление доводит до всеобщего сведения, что въезд общественного транспорта на территорию категорически воспрещен.
Отщелкиваем свой пропуск в маленьком черном аппарате и сразу попадаем в иной мир.
Густые, нависшие кроны деревьев, посыпанные розовым песком дорожки, спрятанные в густой зелени белые коттеджи, полная тишина.
Если бы не вспыхивающие при нашем приближении указатели, можно было подумать, что мы перенеслись на несколько столетий назад.
Указатели приводят нас к большому одноэтажному зданию, обнесенному высоким забором.
Небольшая калитка в заборе заперта. Я нажимаю кнопку звонка, и через несколько минут появляется худой высокий человек, облаченный в синий халат. Он долго и с явным неудовольствием разглядывает наш пропуск.
– Ну что ж, заходите!
Мы идем за ним. В нос нам ударяет запах зверинца. Весь двор уставлен клетками, в которых резвятся мартышки.
– В кабинеты заходить нельзя, – говорит наш проводник.
– Мы имеем разрешение.
– Они сейчас работают. Никому не разрешается заходить, когда они работают.
– Но тут же ясно написано в пропуске, – настаиваю я.
– Скоро перерыв, они пойдут обедать, тогда и посмотрите.
Нужно ждать, ничего другого не остается. От нечего делать мы разглядываем мартышек.
– А они тут зачем? – спрашивает Тони, указывая на клетки.
– Не знаю. Я сторож, мое дело их кормить, а что с ними там делают потом, меня не касается.
– Ну их к черту! – говорит Тони. – Поедем домой, Свен.
– Когда у них обед? – спрашиваю я.
– А вот сейчас буду звонить.
Раздается звук колокола. Мартышки прекращают свою возню и припадают к решеткам.
Я почему-то испытываю невольное волнение.
Открываются массивные двери, и из дома выходят пять горилл.
Мартышки в клетках начинают бесноваться. Они вопят, размахивают руками, плюют сквозь прутья.
Гориллы идут медленным шагом, высокомерные, в ярких халатах, слегка раскачиваясь на ходу. Они чем-то удивительно походят на Лоя.
Рядом с нами истошным голосом вопит маленькая обезьянка с детенышем на руках. Она судорожно закрывает ему ладошкой глаза, но сама не может оторвать взгляда от приближающейся процессии.
Шум становится невыносимым.
Тони зажимает уши и отворачивается. Его начинает рвать.
Гориллы проходят мимо, не удостаивая нас даже поворотом головы, и скрываются в маленьком домике, расположенном в конце двора.
– Все! – говорит сторож. – Через час они пойдут обратно; если хотите, можете подождать.
Я подхожу к одной из клеток.
В глазах маленькой мартышки – тоска и немой вопрос, на который я не могу ответить сам.
– Бедная девочка! – говорю я. – Тебе тоже не хочется быть хуже своих сородичей.
Она доверчиво протягивает мне лапку. Я наклоняюсь и целую тонкие изящные пальчики.
Тони трогает меня за рукав:
– Пойдемте, Свен. Есть предел всему, даже… здравому смыслу.
Назад мы идем уставшие и злые. Тони что-то насвистывает сквозь зубы. Это меня раздражает.
У поворота на главную аллею стоит обнявшаяся парочка. Я их сразу узнаю.
– Снимите шляпу, Свен, – высокопарно произносит Тони. – Сегодня мы присутствуем при величайшем эксперименте, кладущем начало расширенному воспроизводству лопоухих.
Я поворачиваюсь и что есть силы бью кулаком в его ухмыляющийся рот.
– Вы идеалист, Свен, – говорит Тони, вытирая ладонью кровь с губы. – Неисправимый идеалист. И ударить-то по-настоящему не умеете. Бить нужно насмерть. Писатель!
Я приближаюсь к ним, сжав кулаки и проклиная себя за то, что у меня никогда не хватит духа поднять руку на женщину. Тони идет сзади, я слышу его дыхание у себя за спиной.
Первой нас замечает Лилли. У нее пьяные, счастливые глаза.
– Поздравьте нас, мальчики, – говорит она. – Все получается просто великолепно! И гороскоп изумительный!
Мы молчим.
Лой берет ее под руку, Лилли оборачивается к Тони:
– Я вернусь через десять дней. Пожалуйста, не напивайся до бесчувствия.
Мы оба глядим им вслед. Когда они доходят до поворота, Тони говорит:
– Поедем ко мне. У меня есть спирт, полная бутылка спирта.
* * *
Проходит всего три дня, но мне кажется, что мы постарели за это время на десяток лет.
Я улетаю. Тони меня провожает.
– Вот письмо к Торну, – говорит он, протягивая мне конверт. – Думаю, что Торн не откажется вас взять. Ему вечно не хватает людей. Ведь археология не входит в список официально признанных наук. Приходится рыть лопатами.
– Спасибо, Тони! – говорю я. – По правде сказать, мне совершенно наплевать, чем они там роют. Меня интересует совсем другое.
– Чепуха все это, – говорит Тони. – Двадцатый век. Не понимаю, что может вас интересовать там.
– Не знаю. Мне хочется вернуться в прошлое. Понять, где и когда была допущена роковая ошибка. Может быть, я напишу исторический роман.
– Не напишете, – усмехается он, – ведь сами знаете, что не напишете.
Я смотрю на часы. Пора!
– Прощайте, Тони!
– Подождите, Свен! – Он обнимает меня и неловко чмокает в щеку.
Я поднимаюсь по трапу. Тони смотрит на меня снизу вверх:
– Скорее возвращайтесь, Свен!
– Я вернусь! – кричу я, но шум мотора заглушает мои слова. – Вернусь месяцев через шесть!
Ошибаюсь я ровно на год…
* * *
Стоит мне снова переступить порог моего дома, как у меня появляется такое ощущение, будто этих полутора лет просто не существовало. В мире все идет по-старому.
Первым делом я звоню Тони.
– Здравствуйте, Свен! – говорит он. – Очень рад, что вы уже в городе.
– Не могу сказать того же о себе, – отвечаю я. – Ну, как вы живете?
Тони мнется.
– Послушайте, Свен, – говорит он после небольшой паузы, – вы сейчас где?
– Дома.
– Можно, я к вам приеду?
– Ну конечно, Тони!
Через десять минут раздается звонок в дверь.
– А вы молодцом, Свен, – говорит он, усаживаясь в кресло. – Вас просто не узнать!
– Похудел на десять килограммов, – хвастаю я.
– Ну что ж, могу только позавидовать. Как там Торн?
