Если я сумею удержать в себе отвергнутые Королевой воспоминания достаточно долго, чтобы воссоединить их с ней, они восстанут против бывшей хозяйки и наполнят ее раскаянием. Тогда она сделается уязвимой, и я обрушусь на нее. Стране Чудес больше никогда не придется опасаться гнева Червонной Королевы.
Охваченная темными чувствами, я встаю и расправляю складки на своем больничном халате. Я в двух шагах от двери, когда она вдруг распахивается. Передо мной стоит папа. В его темных глазах горит яростный огонь.
– Элли, я вспомнил… всё.
3
Некоторые затруднения
Папа говорит, что его настоящее имя – Дэвид Скеффингтон.
– Интересно, – говорю я, когда мы шагаем по проходу. – А я думала, что мы в конце концов окажемся родственниками Мартина Гарднера.
Папа хмурится.
– Это кто?
– Один тип, который выпустил комментарий к «Алисе». Математический гений… – я жму плечами. – Сразу видно, насколько мамины мысли были поглощены Страной Чудес. Она не смогла узнать твое настоящее имя и взамен дала тебе такое, которое было связано с творчеством Льюиса Кэрролла.
– Она понятия не имела, что я и так с ним связан, – говорит папа.
– Как? Кто такие Скеффингтоны?
Заметив кондуктора, висящего на стенке, папа замолкает.
Я помогаю ему освободить барахтающегося жука.
– Он не желал мне помогать, – объясняю я, выпутывая пленника из цепей и проволоки.
– Есть и другие способы убеждения, – говорит папа строго, опуская растрепанного кондуктора на пол. – Менее жестокие.
Из уважения я прикусываю язык, хотя очень хочу сказать папе, что он просто не помнит, как надо обращаться с подземцами.
После извинений, за которыми следуют осторожный, но почтительный поклон кондуктора и два дополнительных пакетика орешков, папа берет меня за руку, и мы вместе выходим на платформу. Дверь вагона захлопывается за нами с громким скрежетом.
Я зеваю и вдыхаю запах пыли и камня в прохладном, тускло освещенном тоннеле. Шепот сотен насекомых сливается, приятно отвлекая и успокаивая. Воспоминания Червонной Королевы продолжают меня будоражить. В моем сознании то и дело возникают пугающие алые пятна – раскрасневшееся лицо девочки, пытающейся удержать дух умершей матери, рубиновый блеск волос Гренадины во время мучительного урока игры, когда отец отдалялся от старшей дочери, кровавый цвет шепчущих ленточек, которые возвещали о самой страшной ошибке Червонной Королевы…
Нельзя сочувствовать. Я должна быть сильной.
Я хватаюсь за живот. Мне дурно, я теряю опору. Я понятия не имела, что эффект будет таким сильным. Нужно как-то обуздать эти воспоминания.
Папа замечает, как я тру живот, и протягивает пакетик арахиса.
– Тебе надо поесть.
Я сую несколько орешков в рот. Соленые и хрустящие, они умеряют голод, однако алые всплески продолжаются.
– Скажи мне, где мама, – отрывисто говорит папа.
Я давлюсь.
– Скажи, что она не в зазеркальном мире.
Проглотив орехи, я отвечаю:
– Она в Стране Чудес.
Папа облегченно вздыхает.
– Хорошо. В Гдетотам есть существа, которые совершенно не похожи на людей… – он вдруг замолкает, словно вспомнив, что мама, мягко говоря, не человек. – Она – одна из них. Как и тот крылатый мальчик, который пронес меня через портал. Она подземец.
– Отчасти, – шепотом отвечаю я.
На языке вертится невысказанное: «Как и я».
– Она сильнее, чем я мог вообразить, – вполголоса продолжает папа. – Она защитит Джеба. Они будут помогать друг другу…
Отчасти он прав. Мама сильная, и я напоминаю себе, что она выживет в Стране Чудес. Если бы Джеб был с ней! Тогда и он находился бы в чуть большей безопасности. Но я пока не говорила папе, что они не вместе. Сначала ему надо переварить то, что он узнал.
– С ними всё в порядке. С обоими.
Папе достаточно воспоминания о крылатом существе, которое помогло маме вызволить его из сада душ. Ему незачем знать, что Морфей – одна из целей нашей теперешней спасательной экспедиции. Но потом мне придется объяснить ту огромную роль, которую Морфей играл в моей жизни с самого детства. Хотя я никогда не смогу признаться, какую роль он должен сыграть в грядущем. Потому что я поклялась жизненной магией не говорить ни слова. Я даже не имею права рассказать Морфею, что тоже видела наше будущее.
– Проблема в том, – говорю я, – что кроличья нора засыпана. Все порталы связаны друг с другом. Поэтому, если вход не работает, не работают и выходы.
– Вот почему ты привезла меня сюда за воспоминаниями, – произносит папа, проследив ход моих мыслей. – Чтобы найти другой путь в Страну Чудес.
Мне страшно говорить ему, в каком состоянии Страна Чудес. Хуже всего, что виновата я. Эта трагедия произошла из-за моей некомпетентности, из-за того, что я пустила в ход силу, которой долго пренебрегала и не научилась пользоваться. И, чтобы исправить ошибку, я должна столкнуться со своим главным страхом.
Нам нужно многое обсудить, прежде чем я рискну добавить в этот коктейль еще и Червонную Королеву.
– Кстати, что случилось с кондуктором? – Папа, к моему большому облегчению, меняет тему. – Почему ты так с ним обошлась?
Я бросаю орешек в рот и отвечаю, жуя:
– Он назвал меня никчемной полукровкой. По-моему, я проявила творческий подход.
Мой голос заглушен шумом машин и голосами людей, которые доносятся сверху через вентиляционные отверстия.
Папа смахивает крошки с футболки с логотипом «Спорттовары Тома».
– Да-да. То вранье, которое я слышал от тебя и твоей матери, тоже можно было назвать творческим подходом.
Ох. Я бросаю в рот еще пригоршню орешков. Хотелось бы мне, чтоб наши отношения стали такими, как раньше. Как странно – их основой незаметно сделалась ложь. Без нее они ненадежны… сомнительны.
Я мучительно хочу обнять папу, но пропасть между нами слишком велика.
– Если мы желаем помочь маме и Джебу, – продолжает папа, – я хочу услышать от тебя честные ответы. Всю правду. Никаких больше приукрашиваний.
Я рассматриваю свои босые ноги и морщусь, когда наступаю на гальку и щебень. Не только мои ступни кажутся необыкновенно нежными и уязвимыми.
– Понятия не имею, с чего начать, пап.
Он хмурится.
– Я не жду правдивого рассказа сию секунду. Сначала надо найти «Таверну Шелти».
– Шелти?
Единственный Шелти, которого я знаю, – яйцеобразное существо из Страны Чудес. Тот, кого в книжке Льюиса Кэрролла зовут Шалтай-Болтай.
