Клаустрофобия больше не имеет надо мной власти. Я научилась манипулировать застежками на смирительной рубашке. Открывать их силой мысли. Освободив руки, я накрываю рубашкой камеру наблюдения над дверью, выпускаю крылья и, полуголая, танцую по мягкому полу, представляя, что я снова в Стране Чудес, в полном подушек домике Первой Сестры – ем сахарное печенье и играю в шахматы с яйцеобразным человечком по имени Шелти. Когда сотрудники лечебницы замечают, что камера не работает, я втягиваю крылья, надеваю смирительную рубашку и вновь сижу в углу, скорчившись, молчаливая и ни на что не реагирующая.
По ночам, когда всюду тихо и спокойно, я выбираюсь из палаты. Я наблюдаю за спящими людьми, изучаю их слабости и наслаждаюсь осознанием того, что больше никогда не буду такой беспомощной, как они.
Я безумна – и не спорю с этим. Безумие – часть моего наследия. Оно привело меня в Страну Чудес и помогло получить корону. Оно заставит меня в последний раз столкнуться с Червонной Королевой – и останется только одна из нас.
А до тех пор я – королева, которая не может вернуться в свои истекающие кровью владения. Мои два верных и любимых рыцаря, Джеб и Морфей, застряли в Гдетотам – зазеркальном мире, обители изгнанников и чудовищ. А моя мама – одна в Стране Чудес, во власти Второй Сестры. С этим невозможно смириться. Я вернула ее не для того, чтобы снова потерять.
Кроличья нора обрушилась, а мой ключ превратился в бесполезный комочек металла. Но у меня есть другой ключ – живой, – который способен открыть путь в Гдетотам сквозь зеркало в нашем мире. И я знаю, что предложить взамен.
Вчера ночью после отбоя я пробралась в прежнюю мамину палату, чтобы посмотреть, пустует ли она.
От рисунка герани на стене исходило какое-то странное слабое сияние, заметное только для того, кто умеет находить свет в темноте.
Тот же самый рисунок висит во всех палатах, но конкретно здесь цветы светились – ярко-зеленым, оранжевым, розовым. Повинуясь предчувствию, я отодвинула рамку и обнаружила, что рисунок местами протерт до бумажной тонкости. Что было еще загадочнее, в стене я увидела дыру размером с кулак; в ней оказались земля и живые неоновые грибы.
Мама выращивала грибы из Страны Чудес, пока находилась здесь в заточении. Она имела в виду именно это, когда говорила, что у подземцев всегда есть запасной план.
Некоторое время я сидела на кровати, держа в руке грибы и размышляя, как часто мама использовала их, когда хотела выбраться на волю. Приятно знать, что у нее была эта возможность и, главное, что она поделилась со мной.
– Привет, Элли, – папин голос врывается в мои мысли.
Я вдыхаю уличный воздух и ощущаю прилив энергии. Половину моего лица припекает солнце, и я отодвигаюсь глубже в тень зонтика.
– Привет, – говорю я и возвращаюсь к разговору с двумя бабочками, которые порхают вокруг цветов в вазочке.
Они просят поторопиться, потому что лететь до Лондона далеко и лучше делать это при дневном свете.
Папа наблюдает за нами, усталый и подавленный.
– Элли, милая, можешь сосредоточиться? Это важно. Надо найти твою маму и Джеба. Они в опасности.
О да, папа. Ты даже не представляешь в какой.
– Если ты отошлешь сиделку, – произношу я рассеянно и певуче, – я расскажу тебе всё, что помню.
Я беру ложечкой кусочек стейка из чашки и отправляю солоноватое мясо в рот, позволяя подливке стечь по подбородку. Теперь я ем только так – из чайных чашек. И каждый день одеваюсь, как Алиса. Я знаю, как имитировать безумие. Меня научил мастер.
Больно видеть папино лицо, когда он просит сиделку уйти. Он боится оставаться наедине со мной. Трудно его винить. Но я отгоняю человеческое сочувствие. Папа должен быть сильным: его ждет долгое путешествие. Ему придется подвергнуть испытанию собственный рассудок, если он хочет спасти маму.
Ничего страшного. Я верю в него.
Мой папа – ключ ко всему. И, чтобы он подошел к замку, я буду сражаться и хитрить за двоих.
Левое веко у папы подергивается. Он смотрит на меня.
– Так, Элли. Мы одни.
Я изображаю безумную улыбку.
– Прежде чем мы поговорим про выпускной, съешь хоть кусочек. Это вкусно.
Прищурившись, он лезет вилкой в свою чашку и сует мясо с грибами и соусом в рот.
Я ставлю локоть на стол и опираюсь подбородком на руку.
– Пока ты ешь, можно я задам один вопрос?
Мой голос даже мне самой кажется безумным и неестественным. Тем лучше. Надо вывести его из равновесия.
Папа глотает и качает головой.
– Элли, брось эти игры. Мы даром тратим время.
Я надуваю губы.
– Если ты не хочешь поиграть со мной, я попрошу других гостей.
Я наклоняюсь и шепотом обращаюсь к цветам на столе, краем глаза наблюдая за папой.
Он чуть не давится и слегка зеленеет.
– Хорошо! Что ты хочешь знать?
– Мне просто любопытно…
Я сжимаю в кулаке светящиеся грибы, которые лежат в кармане моего фартука, завернутые в салфетку. Папа не в курсе, что я сдобрила наш стейк грибным крошевом. Через несколько секунд мы уменьшимся до размера муравьев и полетим на бабочках.
– Как ты относишься к поездам?
