– Так. Если мир восстановлен, давай продолжим. Поскольку мы оба уже выросли, нам придется знакомиться заново.
Я рассматриваю деревья. Феи улетели. Мои нервы так и звенят.
– А где все?
– Готовят праздничный пир в замке. Никто нас не видит. Можем этим воспользоваться.
Запаниковав, я отступаю на шаг, но его крылья окутывают меня и возвращают на место, заслонив всё вокруг, кроме Морфея. Как будто мы с ним сидим в пещере.
В тусклом свете его кожа кажется полупрозрачной.
– Впусти меня, очаровательная Алисса.
Прежде чем я успеваю ответить, он снимает маску и бросает ее наземь. То, что казалось макияжем, оказывается чем-то вроде татуировки, только врожденной. Это длинные линии, похожие на разросшиеся ресницы; на концах у них – сапфиры в форме капель. Красиво и зловеще. Я не могу устоять перед соблазном вытянуть руку и потрогать блестящие капли. Драгоценности переливаются всеми цветами – это уже не синие сапфиры, а яркие топазы, теплого оранжевого оттенка. Морфей, словно от наслаждения, на несколько секунд смежает веки. А потом угольно-черные глаза вновь смотрят на меня и поглощают целиком.
– Я – вне времени. – Голос Морфея звучит в моей голове, хотя его губы не двигаются. – С помощью магии я могу выбрать возраст по своему желанию. Мы меняемся психически, физически, эмоционально. Усваиваем все признаки нужного возраста. Так что, по сути, единственное детство, которое у меня было, – это с тобой, в твоих снах. Вспомни, и сама увидишь.
Снова слышится песня – колыбельная Морфея. И на сей раз я не сопротивляюсь. Я впитываю текучую мелодию, позволяя ей проникнуть в каждую мою мысль…
Передо мной проплывают отрывки прошлого, как кадры из фильма. Черные крылья – словно экран. Вот я – новорожденная, лежу в кроватке, завернутая в мягкое атласное одеяльце, красное с белой отделкой. Окно открыто, и под тонкой занавеской пробивается летний ветерок. Он качает подвесную игрушку над кроваткой. Надо мной танцуют лошадки-качалки и балерины. Меня разбудила песня. Не музыка из заводной игрушки, а пение Морфея. Он здесь – я вижу силуэт бабочки на стенке кроватки и слышу низкий голос, воркующий и ласковый: «Спи, мой хрупкий цветочек алый, спи, головкой склоняясь усталой, будешь однажды жить во дворце…»
Не успев припомнить конец стишка, я погружаюсь в новое воспоминание. Оно смутное, как будто я смотрю сквозь закопченное стекло. Наверное, потому что это сон. Я маленькая девочка, не старше трех лет. Морфею шесть. Мы вместе идем по сияющему черному пляжу.
Своими маленькими крыльями Морфей заслоняет нас обоих от солнца. Я держу его за руку, потрясенная зрелищем, которое открывается перед нами. Это – дерево, состоящее из драгоценных камней. Морфей присаживается на корточки и находит у основания ствола узор в форме лабиринта, а потом закатывает кружевной манжет и показывает точно такое же родимое пятно у себя на запястье. Я выставляю лодыжку. Морфей помогает мне приложить ногу к дереву. Когда дверь в стволе открывается, он вскакивает, пляшет и кричит: «У нас есть ключ, у нас есть ключ!» В его тонком детском голосе звучит неподдельная радость. Я тоже смеюсь и прыгаю.
И вот я опять дома, два года спустя. Утро субботы. К входной двери меня привлекает колыбельная Морфея – теперь такая же знакомая, как розовое покрывало на моей постельке. Сквозь защитную сетку пробивается запах весенней грозы. Морфей ждет во дворе в виде бабочки. Так всегда бывает: я играю с ним ночью во сне – исследую отдельные места заколдованного мира, которые он мне показывает, – а днем он иногда появляется в виде насекомого. Сверкает молния, и я съеживаюсь у двери, боясь грозы. Но наставления Морфея уже запечатлелись в моей голове и теперь оживают, вселяя приятное чувство уверенности, которое и гонит меня на улицу. Вскоре я уже танцую с бабочкой в саду. Мама видит нас. Она выбегает с ножницами и срезает цветы, крича: «Голову с плеч!» Когда я понимаю, чего она на самом деле хочет, то чувствую странную тревогу. Я вижу, как под лезвиями ножниц лепестки превращаются в лохмотья, и не желаю, чтобы мама испортила красивые крылья моей бабочки. Я выставляю руки, чтобы помешать маме. Махаон улетает целым и невредимым. Мне повезло меньше.
Выйдя из транса, я падаю наземь и прижимаю ноющие ладони к груди. Шрамы болят, как будто появились совсем недавно.
Морфей наклоняется и гладит меня по голове.
– Я же сказал, что ты особенная, Алисса, – бормочет он, и прикосновение его ладони к моей макушке, как ни странно, кажется приятным. – Никто и никогда не жертвовал своей кровью ради меня. Преданность одного ребенка другому неоценима. Ты доверяла мне, делилась со мной впечатлениями. Мы вместе росли. Поэтому я самым искренним образом тебе предан.
Наконец я всё понимаю. Воспоминание, которое я много лет считала реальным, смешалось с тем, что, по мнению папы, произошло на самом деле. Выглянув из окна кухни, где он жарил блины, папа подумал, что я танцую перед Элисон, тогда как на самом деле я пыталась защитить своего друга.
Того, кого я считала другом. Но разве настоящий друг может улететь и бросить тебя в крови, с разбитым сердцем?
Я совершенно измучилась. Все эти откровения путаются в голове, их слишком много. Испытания, которым подвергалось мое тело за последние несколько часов, тоже напоминают о себе. Синяки болят, руки и ноги кажутся тяжелыми, как камень.
Сидя на коленях, я прислоняюсь к бедру Морфея. Это надежная опора. Да… я уже бывала здесь раньше и сидела вот так, прислонившись к нему. Когда Морфей наклоняется, чтобы обнять меня, я поначалу думаю, что мне мерещится. Но, ощутив запах лакрицы, я понимаю, что это правда.
– Ты улетел, – говорю я, борясь со сном. – Мне было больно… а ты сбежал.
– Клянусь своей жизненной магией, я не повторю эту ошибку.
Хотя я лежу в его объятиях, голос Морфея как будто доносится издалека. Но расстояние не важно – он ведь дал слово. И я уж позабочусь, чтобы он его не нарушил.
Я приоткрываю глаза и вижу сгустившиеся над нами тени. Или это крылья?
На мгновение я с тревогой воспоминаю о Джебе, а потом погружаюсь в темный сон без сновидений.
10
Все страньше и страньше
Мне тепло… очень тепло. Ярко вспыхивает и гаснет синяя дымка, как будто солнце отражается от морской глади. Где-то рядом журчит вода, а еще ближе слышится шуршание одежды.
– Джеб?
– Не спеши, красавица.
Рядом со мной сидит Морфей. Пахнущая лакрицей кожа, спутанные синие волосы, черные узоры и драгоценные камни на лице… Я всё вспоминаю. Он перенес меня сюда с поляны в лесу. По пути я проснулась и потеряла сознание, испугавшись высоты, а затем очнулась снова на мгновенье, когда Морфей укладывал меня в постель.
Синяя дымка – это вода, стекающая с полога над кроватью. Жидкие занавески.
Крылья Морфея рассекают водопад, который расступается и оставляет их сухими. Каждый раз, когда Морфей шевелится, водяная занавеска движется вместе с ним, словно что-то незримое отделяет его от воды, не позволяя намокнуть.
