Он наливает чай. Поднимается пар, и по комнате разносится запах меда и лимона.
– Во сне я Алиса и ищу Гусеницу, – говорю я. – Мне хотят отрубить голову. Гусеница – мой единственный союзник.
Я тру шею.
– Нет, не так. Чеширский кот тоже. Но ничего нельзя сделать. Кот потерял свое тело, а Гусеница… – Я смотрю на стеклянные домики и договариваю: – Это ты. Внутри кокона – ты.
Морфей со стуком опускает крышку чайника и поворачивается. Глаза у него округляются.
– Ты помнишь… Спустя столько лет ты помнишь подробности.
– Какие подробности?
Мои ноги подкашиваются, и я плотней запахиваю на себе одеяло.
Морфей указывает на кресло рядом с собой.
– Садись.
Я не двигаюсь с места. Тогда он берет меня за руку и ведет к креслу. На нем черные перчатки, вроде тех, что я видела во сне. Я уже собираюсь об этом сказать, но тут Морфей вручает мне чашку.
– Выпей чаю, и мы оживим эту историю.
Оживим?
Пока он наливает себе чаю, я делаю глоток. Сладкая горячая жидкость успокаивает саднящее горло. Я провожу пальцем по столу, на котором стоит блюдце. Столешница представляет собой черно-серебристую шахматную доску, накрытую листом стекла, который защищает ее от жидкости и царапин. Яшмовые фигурки – пешки, ферзи, ладьи и прочие – расставлены в необычном порядке. Над тремя серебряными клетками, как по волшебству, в воздухе висят какие-то сияющие надписи. Я наклоняюсь, чтобы прочитать их, и успеваю разобрать слова «океан» и «ладонь», но тут Морфей проводит рукой по стеклу и всё стирает.
– Что это было? – спрашиваю я.
– Так я слежу за твоими достижениями.
– «Достижениями»? Объясни, пожалуйста, – прошу я, отхлебнув еще чаю.
Морфей садится напротив и кладет шляпу на стол. Его крылья, раскинувшись, свисают по обе стороны кресла.
– Предпочту показать.
Он достает из ящичка в столе маленькую латунную коробку, открывает крышку и высыпает содержимое. По доске раскатывается набор крохотных шахматных фигурок. Они вырезаны из светло-зеленой яшмы – гусеница, которая курит кальян, кот с неподвижной нахальной улыбкой, маленькая девочка в платьице и переднике. Есть и другие персонажи, все знакомы. Мы с Морфеем играли этими фигурками, когда я бывала в Стране Чудес – во сне.
Я беру фигурку Алисы и обвожу пальцем контур передника. Мраморная и зеленоватая, она выглядит иначе, чем на картинках в книжке. Алиса кажется хрупкой, ценной и редкой, как камень, из которого сделана.
Морфей поднимает чашку и смотрит на меня поверх края, а затем с легким звяканьем ставит ее на блюдечко.
– Это всегда была твоя любимая фигурка.
Я одновременно польщена и испугана обожанием, которое читается на его лице. В моей душе возникает приятная ностальгическая дымка.
– Ты разыгрывал ими историю.
– О да. Или, точнее, мы ее смотрели.
– Смотрели?
Драгоценные камни вокруг глаз Морфея переливаются, обретая успокаивающий синий цвет.
– Как ты себя чувствуешь, Алисса?
Я удивленно морщу лоб.
– Нормально. А что?
Но едва я успеваю ответить, как комната начинает вращаться, и шахматные фигурки вместе с ней. Чашка опрокидывается, половина содержимого летит вверх. Я хватаюсь обеими руками за горло.
– Ты что-то подмешал в чай…
– Просто освежаю твое сознание. Ты должна расслабиться и стать легкой, как перышко, чтобы контролировать поток силы. Иначе магия будет вырываться вспышками, хаотично, как тогда в лечебнице.
Бесплотный голос Морфея витает вокруг. Люстра мигает – становится то светло, то темно.
– Ты хочешь сказать…
Нет, невозможно.
– Это я управляла той магией?
Одной мысли, что из-за меня Элисон чуть не задохнулась, достаточно, чтобы я ослабела до полуобморока.
– Скорее, не управляла, – насмешливо отвечает Морфей. – Ты была слишком расстроена, чтобы употребить магию как положено.
Я отчаянно ищу его посреди хаоса. Мне нужно увидеть лицо Морфея, чтобы понять, не шутит ли он.
– Но как?
– В ту секунду, когда ты признала возможность существования Страны Чудес, освободился вакуум сомнений, который раньше удерживал тебя в плену, – говорит он откуда-то сверху. – А теперь перестань мыслить как человек. Логика подземцев находится на смутной грани между здравым смыслом и безумием. Прими эту логику и представь, что шахматные фигурки оживают. Что́ ты увидишь, то и будет.
Полная сомнений, я кружусь в невесомости вместе с остальными предметами – стеклянными полками, шляпами, столом, шахматной доской. Водяные занавески постели превращаются в туннель, они вращаются и покачиваются, стараясь ничего не замочить. Фигурка Алисы выскальзывает из моей руки. А я пытаюсь справиться с головокружением.
Я нерешительно представляю, что фигурка может протянуть руку и коснуться меня, но она исчезает из виду.
– Жила-была девочка по имени Алиса, – говорит Морфей голосом, похожим на успокаивающее журчание. Я по-прежнему его не вижу. – Воплощенная невинность, прелесть, счастье и свет. Возможно, ее единственный недостаток заключался в том, что она была слишком…
– Любопытная, – договариваю я, и в это мгновение шахматные фигурки увеличиваются до человеческого роста.
Я усиленно пытаюсь представить их живыми – воображаю, как кровь наполняет резные тела и бежит по венам наподобие горных ручьев, как легкие расширяются и посылают кислород к бьющимся каменным сердцам…
Я так сильно сосредотачиваюсь, что вздрагиваю от испуга, когда за руку меня хватает гусеница, которая держит дымящийся кальян.
– Ты похожа на девочку, которую я когда-то знала. Ее имя начиналось на А. Твое, может быть, тоже?
Дым окутывает меня густой благоуханной завесой цвета зеленой яшмы.
Рядом с нами парит кот. Он держит в лапах кусок дыма и, пользуясь когтями, как ножницами, вырезает восемь полупрозрачных букв, которые складываются в слово «аллегория». Он расправляет его, как бумажную гирлянду из снежинок, и довольно улыбается.
– А, – говорит гусеница и пыхтит трубкой, так что вокруг нас повисают облака. – Это метафорическая фигура. Она будет играть на моей стороне, потому что я умнее.
Кот качает головой и перестает улыбаться. Они начинают тянуть меня, дергая туда и сюда. Я вскрикиваю, чувствуя, что мои руки растянуты до предела.
– Пустите!
– Э-эй! Сами вы метафорические фигуры. – Морфей освобождает меня и обнимает одной руку за талию, а другой выхватывает у гусеницы кальян.
– Ну, по местам.
