Не может быть.
Все мои нервы бьют тревогу, побуждая меня броситься к Джебу. Но этого нельзя.
Морфей берет деревянную киянку, которая стоит рядом со стулом, и стучит ей по столу, точно судейским молотком.
– Ну, раз мы познакомились, давайте начнем охоту!
Паутинка спрыгивает с плеча Морфея и вместе с остальными феями покидает комнату, как только начинается суматоха. Гости вскакивают и, похватав молотки, пускаются в погоню за уткой. Она с удивительной ловкостью увертывается от преследователей, маневрируя среди тарелок, блюд и столовых приборов.
– Что вы делаете? – спрашиваю я у Морфея. – Это просто дикость!
– Дикость? Ну что ты, – фыркнув, отвечает вместо него зеленая свинья. – Мы же не звери какие-нибудь.
Он оскаливает в усмешке зубы-перчинки.
– Перестань думать головой, Алисса, – говорит Морфей, наклонившись, так что синие волосы касаются стола. – Подумай вот этим.
Он касается пальцем моего живота чуть выше пупка. Хорошо, что Джеб со своего места этого не видит, иначе он бы оторвал Морфею руку.
– Животом? – чуть слышно уточняю я.
– Брюхом. Инстинктом. Где-то в глубине души ты знаешь, что именно так всё и должно быть. – Он обводит рукой царящий вокруг хаос. – Именно инстинкт потребовал, чтобы ты отправилась меня искать и шагнула сквозь зеркало. Инстинкт дал тебе силу оживить мозаику…
Я вспоминаю, как мертвые сверчки стали двигать ножками, а стеклянные бусины – светиться. Морфей хочет сказать, что причиной стала моя проклятая магия?
– Ты понимаешь логику алогичного, Алисса. И умеешь видеть в безумии нечто стабильное и приятное. Именно это мы здесь и делаем. Даем нашей еде шанс.
Он подмигивает.
– А теперь, с твоего позволения, нам с коллегой нужно кое о чем договориться.
Они с зеленой свиньей встают из-за стола и отходят к дальней стене. Морфей наклоняется, чтобы их головы приходились на одном уровне.
– Блеск! – кричит белый хорек.
Он забирается на стол с ложкой в руке, и жареная утка тут же сбивает его с ног. Я ловлю моего мохнатого соседа, прежде чем он успевает рухнуть вниз головой. Ложка с лязгом приземляется на пол, шлем тоже. Я вижу лысую макушку – кожа на ней такая тонкая, что просвечивает мозг. У этой твари нет черепа.
Он уютно сворачивается у меня на коленях.
– Нуль. Большой тебе нуль, светлый ангел.
Розовые глаза-бусинки впиваются в мое лицо, и в них светится нездоровое обожание. Я глубоко потрясена странным обликом этого зверька и не сразу успеваю понять, что преследующая добычу толпа несется в нашу сторону, размахивая молотками.
Джеб отдергивает мой стул от стола, чтобы я не угодила под молоток; хорек судорожно цепляется за мою одежду. Выручив меня, Джеб по диагонали отступает в угол. Он держит дистанцию.
Лицо у него напряжено – он изо всех сил старается смотреть в сторону.
– Вы з-з-знаете правила! – шипит волкозмей, замахнувшись молотком и чуть-чуть не попав по утке, которая перескакивает через тарелку. – Первый, кто поз-з-звонит в колокольчик, будет делить мяс-с-со!
Комнату сотрясает кошмарный вой, когда кому-то удается оторвать жертве ногу. Утка хромает прочь, пока сразу несколько преследователей обгладывают косточку. Она взбирается на висящую в воздухе бутылку и взлетает, безумно хихикая. Утка поддразнивает охотников, отрывая от своего тела куски и бросая их вниз.
Она хочет, чтобы ее съели.
В животе у меня что-то скручивается, требуя присоединиться к погоне и вселяя охотничий трепет. Ноги зудят от желания вскочить. Я подавляю этот порыв.
Все существа, способные летать, гонятся за уткой по воздуху с молотками в руках. Бескрылые лезут на стол или носятся по полу, спотыкаясь о тарелки и стулья. Они надеются, что кто-нибудь подобьет главное блюдо.
Я зажимаю рот, чтобы удержаться от крика или истерического смеха. Ничего не исключаю. Потому что мне начинает нравиться это безумие.
Плохо. Очень плохо.
Мой новый друг-хорек гладит меня по руке своими крошечными мягкими пальчиками.
– Славься, светлый ангел, – успокаивающе произносит он голоском, похожим на пение флейты. – Ангел светлый и добрый. Разделяй и пой. Будь царственной улыбкой.
Он ухмыляется, сверкая острыми зубками в свете люстры. Клыки у него длинные, как у гремучей змеи.
Мои инстинкты оживают, и я выполняю совет Морфея – следую им. Я чешу хорьку левое ухо, как будто это щенок. Он мурлычет в ответ.
Я не обращаю внимания на погоню за летающим ужином, на дикие крики и смех оживленных гостей, на ласковое мохнатое создание у меня на коленях – я смотрю, как Морфей передает зеленой свинье веер и перчатки.
В обмен та вручает Морфею маленький белый сверток, перевязанный черной ленточкой. А потом хватает молоток и вразвалку спешит к остальным. Веселье между тем перенеслось на кухню. Лязг кастрюль и горшков в соседнем помещении эхом отдается в опустевшем пиршественном зале, где внезапно воцарилась тишина.
Я пугаюсь, когда хорек хватает меня за щеки.
– Сладкая пыль, светлый ангел.
Он лижет мой подбородок своим холодным раздвоенным языком, спрыгивает на пол и подхватывает ложку и шлем.
– Блеск. Взрыв и прочь!
С этими словами хорек надевает шлем и бежит на кухню.
Когда он исчезает, в зале остаются только Морфей, Джеб и я. В отсутствие любопытных глаз я смотрю на Джеба, а он на меня, продолжая стоять у стены. Мы оба словно застыли.
В том месте, где змеиный язычок хорька оставил влажное пятнышко на моем подбородке, возникает какое-то странное ощущение. Как будто что-то, одновременно теплое и холодное, проникает под кожу, просачивается в рот. Я сглатываю и чувствую горьковато-сладкий вкус, как будто это конфета, сделанная из слез.
Но ощущение движется дальше. Оно проникает в горло, потом в грудь и приносит с собой непомерную грусть. Поначалу мне становится жаль себя и Джеба, ведь у нас так много нерешенных проблем. Затем Элисон и папу, потерявших столько лет. И Червонную Королеву, с ее разбитым сердцем, и Королеву Слоновой Кости, которая всегда страдала от одиночества, а теперь оказалась заперта в коробке-тюрьме.
Мне кажется, что вся мировая скорбь сосредоточилась в одном месте – чуть выше моего сердца. Мучительно хочется плакать… так хочется, что перехватывает дыхание.
Джеб срывается с места и приседает на корточки у моих ног.
– Эл, успокойся. Все закончилось.
Он щупает мой лоб.
– Ты совсем холодная! Пожалуйста, скажи что-нибудь.
Но я не могу ответить, потому что боюсь неудержимо расплакаться.
– Она синеет! – кричит Джеб Морфею. – Этот гребаный хорек что-то с ней сделал!
