Закончив экскурсию по квартире, Павел привел Наташу обратно в ее комнату.
— Вот что. Давай устраивайся, а я пока обед смастерю, правда, сразу предупреждаю, готовить не люблю и не умею, будешь есть то, что дам, без капризов.
— Павел, можно я вам хотя бы готовить помогу?
— Буду только признателен, — буркнул Павел и ушел на кухню.
Наташа открыла шкаф, чтобы убрать одежду, и ахнула. На плечиках висели восхитительные платья, костюмы. На полке лежали стопки нераспакованного женского белья. Пожалуй, только обуви не хватало. Она замерла в растерянности: если это все ей, то она никогда в жизни не сможет рассчитаться с Павлом. Ее учительской зарплаты не хватит, чтобы вернуть даже по частям все деньги. Накинув свой старенький халатик, она отправилась на кухню. Необходимо было серьезно поговорить.
Павел сидел на табурете и банально чистил картошку. Он, казалось, был увлечен занятием, даже не обратил внимания на вошедшую Наташу.
— Павел, что все это значит? Я могу понять, что вы решили купить мне самое необходимое. Я, понятное дело, вернувшись в деревню, сразу же с вами рассчитаюсь, но там весь шкаф забит одеждой, которая мне явно не по карману. Вы хоть понимаете, что мне теперь придется несколько лет отдавать вам деньги, даже если я урежу расходы на еду до предела?
— Наташа, да брось ты считаться. Никто с тебя денег не требует, это элементарный подарок. Так получилось, что я немного в курсе твоего положения и потому-то решил оказать посильную помощь. Помнишь, еще святой Мартин отдал свой плащ страждущему? Я, конечно, не святой, потому и не отдаю последний плащ, лучше помоги картошку почистить, не люблю я это занятие, хоть убей.
— Павел, да вы поймите, я не могу принять от вас подобный подарок.
— Понимаю, от меня не можешь, а от кого можешь?
— Вообще не могу.
— Понял, давай тогда отрабатывай, садись картошку чистить, а я умываю руки. — Павел положил нож и в самом деле принялся мыть руки.
Наташе ничего другого не оставалось, как продолжить его занятие. Участие Павла было очень приятно, но настораживало то обстоятельство, что это делало ее обязанной ему, а вот быть обязанной или должницей Наташа крайне не хотела. Но почему он вдруг, ни с того ни с сего, начал заботиться о ней? Всего две недели назад они практически не были знакомы. Да, конечно, она знала, что он писатель, что любит вечерами побеседовать со старушками на завалинках. И все! Он о ней вообще ничего не знал, так, в лучшем случае видел пару раз. Вдруг он этакий любитель молоденьких девушек? Хотя себя она особо молоденькой не считала, как ни крути, двадцать шестой год. В ее возрасте многие имеют по двое деток. Вот только у нее никого. Был, как она считала, муж, да и тот оказался преступником и предателем. Хорошо еще, что не рассказывала о нем никому, а то сейчас сгорела бы от стыда. Ведь именно из-за Ильи она пыталась отравиться. Сейчас, честно говоря, душевная боль немного отпустила. Почувствовав заботу Павла да еще, пожалуй, почитав его книги, Наташа неожиданно захотела поверить, что все в ее жизни еще изменится, станет лучше. Так сильно хотелось иметь хорошую семью, славного мужа, настоящего мужчину, способного и поддержать, и защитить в случае опасности. Вот только где же такого найти? Незаметно, как-то автоматически, она поставила на огонь воду и совсем по-бабьи присела на табурет, опустив на колени руки и уставившись в одну точку.
Павел стоял в дверях, не решаясь нарушить удивительно покойное состояние Наташи. В простеньком, застиранном халатике она показалась ему бесконечно прекрасной. Невыносимо захотелось опуститься перед ней на колени и целовать эти безвольно опущенные руки, как не целовал ни одной женщине за всю свою жизнь. Нечто невероятно возвышенное было и в этой позе, и в этом отрешенном взгляде. Павел неожиданно воочию увидел именно тот образ, который воспевал в своих книгах, образ ЖЕНЩИНЫ. Стараясь не спугнуть, не потревожить нечаянным движением, жестом, Павел медленно опустился на пол, не переставая любоваться неземной красотой. Из оцепенения их вывело шипение плеснувшей через край кипящей воды. Наташа вздрогнула, повернулась к плите, чтобы уменьшить огонь, увидела во все глаза глядящего на нее Павла и густо покраснела.
— Ну что ж вы на меня так смотрите? — только и смогла вымолвить Наташа.
— Извини, задумался, — пробормотал Павел, краснея. — У меня в холодильнике копченая курица и рыба, тоже копченая. Что ты хочешь?
— Все равно, я не привыкла перебирать.
— Я тебе уже говорил, что готовка — не мое призвание. Вот друг мой, Андрей, тот кулинар отменный, я, когда в городе бываю, обычно к нему наведываюсь, особенно когда еды какой-нибудь забываю купить. Я тебя с ним как-нибудь познакомлю. Уверен, он тебе понравится.
После обеда Наташу по больничной привычке потянуло в сон. Павел, заметив ее состояние, тут же отправил Наташу в комнату, а сам сел работать в кабинете.
Веста пряла с девушками на втором поверхе жилой башни. Смолистый факел отбрасывал на стены пляшущие тени. За стенами завывала вьюга, потрескивали поленья в камине. Сквозь неплотные ставни, через окошко-бойницу, на пол намело немного снега, тая, он стекал тоненьким ручейком к порогу. Веста, устало опустив на колени руки, отрешенно глядела на этот ручеек и думала о Траку. Уже на исходе вторая луна, а его все нет. Ни самого, ни весточки. С малой дружиной он ушел на полюдье. Уже скоро начнутся одлиги, дороги скроются под талой водой, малые ручьи превратятся в бурные реки. На целую луну каждая весь окажется отрезанной от остального мира. Полюдье очень важно. Нужно платить дружине, нужно торговать с миром. Но сбор полюдья — всегда риск, и немалый. За лето и осень в дальних весях, в неведомых ей племенах подросли и окрепли молодые сильные воины. Некоторые племенные вожди могут сделать на них ставку и отказаться от дани, тогда придет пора боевых секир. Нет слов, Траку лучший боец в своих землях, но кто убережет его от длинного копья или метко пущенной стрелы? Малая дружина — всего два десятка опытных ратников. А если два или три племенных вождя объединятся? Против двух десятков может встать насколько сотен молодых волчат, что жаждут славы и возможности похвастаться своей молодой удалью. Выстоит ли малая дружина, не поляжет ли костьми?
Траку раздвинул пределы своих земель так, что от края до края по десятку конных переходов. Где они сейчас? Хорошо, если укрылись от непогоды в веси, а если вьюга застала их в лесу или, того хуже, в поле? Веста помнила, каким он возвращался из полюдья в прежние зимы. Усталый, порой обмороженный, иногда в посеченных доспехах. Огромный обоз медленно втягивался в ворота замка. Вокруг него сразу же воцарялось радостное оживление. Еще бы, ведь домой возвращались мужья, сыновья, любимые. На огромных вертелах жарились целые кабаньи туши, выкатывались из подвалов бочки с хмельным пивом. Из окружающего замок озера тащили большущих щук и судаков. Закатывался шумный пир, на котором ратники малой дружины рассказывали о том, как проходило полюдье, о смешных и печальных случаях, о том, как погибли их соратники, да еще и о том, как благодаря уму и изворотливости их конунга удалось предотвратить кровопролитие.
