– Знаешь, чего я пожелал себе, когда Сван променял наши священные братские узы на какую-то девчонку, а ты скрылся от меня во дворце? – поинтересовался Хью, будто и не замечал, как Генри сзади давит ему на шею.
Болван Хью наверняка даже не знал таких выражений, как «священные узы», и почему-то его внезапно расширившийся словарный запас напугал Генри больше, чем то, что собственная рука оставалась холодной.
– Я пожелал себе ума. Спасибо Страннику, подал мне отличную идею, – спокойно сказал Хью и постучал себя пальцем по виску. – Хотел понять, как мордастый мог так поступить со мной и куда ты спрятался.
Он развернулся, и Генри попятился. Еще пять минут назад на этом идеальном лице отражались знакомые раздражение и глупость, по которым легко было узнать прежнего Хью, но сейчас верзила выглядел невозмутимым и серьезным, и Генри с трудом сглотнул. Пора было уже что-то делать, но он застрял на первой стадии паники под названием «такого не могло со мной произойти».
– Мой новообретенный ум подсказал мне, что Сван без меня стал счастливее, и это было очень обидно, – сообщил Хью таким тоном, будто они мирно беседовали за завтраком. – Тебя я найти не смог, но решил, что это не беда, ты и сам ко мне придешь. Оказывается, думать так приятно! Начинаешь ясно видеть все вокруг, да и слов на свете куда больше, чем мне раньше казалось. Я изучил добрую половину всех, какие есть, – время для меня теперь идет как-то странно.
Генри заставил себя отвести от него взгляд и наконец понял, что тишина вокруг – не плод его отупевшего воображения. На поляне все замерло: и листья деревьев, и языки пламени в костре. Запахи жареного мяса и осени исчезли, словно были фальшивыми. Агата, Эдвард и Джетт стояли неподвижно, будто окаменели, – даже глаза не двигались.
– Кстати, умеешь ты играть в прятки: пока твои друзья ломали комедию, я даже твоего присутствия не чувствовал. – Хью снисходительно похлопал Генри по щеке, и тот не отстранился, так его поразило то, что Хью, кажется, вовсе не обжегся. – Знаешь, мне даже приятно было поверить, что они пришли со мной поиграть, вот я и решил вести себя, как раньше. Оказалось, я был таким жалким типом – понимаю, с чего ты меня всегда презирал.
Стадию паники номер два Генри называл «дикий ужас», но заставил себя, как учил Освальд, перейти сразу на этап «успокойся и думай». Генри медленно выдохнул, заставляя огонь утихомириться: тот бился ему в ребра, напуганный проигрышем, и Генри отчаянным усилием заставил его свернуться в клубок и не мешать. Не все потеряно: с новым Хью, поумневшим и рассудительным, договориться наверняка будет легче, чем с прежним, непредсказуемым и безмозглым.
– Я тебя не презирал, Хью, – сказал Генри, натягивая перчатку обратно, и мысленно похвалил себя за то, что голос не дрожит. – Ты теперь и сам понимаешь, что вел себя глупо. Тебе, наверное, есть за что на меня злиться, но всегда лучше договориться, чем воевать. Верни к жизни Мойру и остальных, оставь силу за Пределом, и я обещаю: никто тебя не накажет. Просто отпразднуем, что все закончилось.
– Снова стать уродливым идиотом, каким я был? – насмешливо спросил Хью. – Всерьез предлагаешь?
– Можешь оставить себе и ум, и красоту. – Генри улыбнулся, стараясь, чтобы улыбка была широкой и дружелюбной. – По рукам?
Он протянул Хью правую руку, и тот взглянул на нее, приподняв свои идеально ровные брови.
– Хорошая попытка, – задумчиво протянул он. – Вот только она не учитывает то, о чем я мечтаю больше всего на свете.
– Новый дом? Титул? Какой-нибудь волшебный предмет? – предположил Генри, лихорадочно думая, чего еще может хотеть Хью. – Получишь все, что захочешь.
– А ты стал дипломатом, – одобрительно хмыкнул Хью. – Еще одно словечко, которое я выучил. Мы оба изменились, а? Знаешь, когда я обрел эту силу, оказалось, что не так уж много вещей способны порадовать того, кто в любой момент может получить, что захочет. Но кое-что совершенно не потеряло в цене.
Хью толкнул окаменевшего Джетта, и тот упал на спину, не меняя позы, как статуя. Генри вздрогнул от неожиданности, но дружелюбно улыбаться не перестал.
– Говори, устроим, – сказал он, и Хью шагнул ближе, так что его золотые локоны коснулись щеки Генри.
– Сначала я хотел тебя убить, но с этим повременю, к чему торопиться, – ласково сказал Хью. Его голос стал тише: мягкий шепот на ухо, от которого у Генри похолодела спина. – Для начала хочу сделать так, чтоб тебе вообще расхотелось жить.
Итак, стадия паники номер два, «дикий ужас»: пульс скачет, как бешеный, пот льется по спине, попытки здраво мыслить с грохотом проваливаются, в голове стучит только: «Беги, беги, беги». Хью ждал, жадно изучая лицо Генри, а тот мысленно умолял огонь вернуться, вспыхнуть сильнее и разобраться с этим сумасшедшим козлом. Огонь не вернулся – он был древним могучим существом, но прикосновение к Хью вызвало у него страх, которого Генри совершенно не ожидал.
«Он слишком силен, – прошептал огонь Генри на ухо изнутри, и никогда еще этот ненавистный голос не звучал так жалко. – Я пламя, но он – солнце, которое сжечь невозможно. Поздравляю, ты сдохнешь, а мне придется ждать следующего воплощения».
С этими словами огонь затаился, ушел в глубину, и Генри остался один. Все инстинкты кричали ему бежать, но он не мог оставить здесь тех, с кем пришел.
– Отомрите, – довольным голосом сказал Хью, словно по взгляду Генри понял, о чем тот думает.
Все трое вздрогнули и завертели головами. Джетт барахтался на земле, как опрокинутый жук, и Эдвард с неподвижным лицом поднял его, дернув за куртку.
– Не вышло? Почему не вышло? – жалобно спросил Джетт, глядя на Генри, и Хью ответил за него:
– Ваш драгоценный друг – слабак. Мои способности сильнее его дара, вот и все.
«Странник был прав», – подумал Генри, и эта мысль взбодрила его, он вцепился в нее изо всех сил.
Странник сказал, что его можно позвать, если понадобится, – и как бы ни было ужасно то, что он предлагал, любой вариант был лучше, чем наблюдать, как Хью жадным, неподвижным взглядом смотрит на Эдварда и остальных.
Те не отводили глаз от Генри, будто ждали, когда он скажет им, что делать, и спасет их. Хью фыркнул.
– Я тут узнал, что слово «привязанность» появилось из-за золотых нитей, которые связывают людей с теми, кого они любят, – сказал он, откидывая назад прядь волос, и взгляд его слегка остекленел, будто он всматривался во что-то за пределами человеческого зрения. – Чем сильнее взаимная любовь, тем толще нити. А ты, Генри, оплетен ими со всех сторон, и, поверь, я поиграю на них, как на скрипочке.
Все вокруг снова пришло в движение: подул ветер, снес в сторону огонь костра, зашумел листьями.
– Тебе не надо какие-то… Не знаю, заклинания читать? – пролепетал Джетт, который не мог заткнуться даже перед угрозой смерти.
– Нет, – равнодушно пожал плечами Хью. – Мне достаточно просто пожелать – все в этом мире теперь мне подчиняется. Но если хочешь, хромоножка, я буду щелкать пальцами, чтоб ты знал, что я чего-то пожелал. Например, чтобы у тебя башка отлетела. Ну что, щелкаю?
