С византийской точки зрения ситуация, сложившаяся в Антиохии и вокруг нее, также была сложной и деликатной. Для ее разрешения требовался более тонкий подход, чем исходящие с самого верха напоминания о том, в чем на самом деле заключается смысл клятвы верности. Нет никаких сомнений, что Алексей I точно знал, что делает, когда настаивал на том, чтобы обязательства и клятвы давались так, чтобы их смысл был уяснен предводителями Крестового похода. Однако главной целью императора (по крайней мере, в 1096 году и в начале 1097 года) было обеспечить спокойный и беспроблемный проход экспедиции через Константинополь в момент, когда позиции Алексея I в столице были очень неустойчивыми. Когда крестоносцы ушли из Константинополя в Малую Азию, а потом на Восток, клятвы, которые Алексей I заставил их дать, превратились в очень полезный инструмент, дав ему возможность утверждать, что к нему несправедливо отнеслись как отдельные предводители крестоносцев, так и европейцы в целом.
Однако среди всех обвинений, встречных обвинений и запутанных споров об условиях недействительности соглашений Боэмунду было важно иметь возможность просто и ясно доказать, как он смог удержать власть в Антиохии наперекор утверждениям со стороны Византии и даже некоторых крестоносцев, что он не имеет права действовать таким образом. Именно эта сиюминутная политическая необходимость определила отношение к византийскому императору в Европе начала XII столетия. Часть хронистов того времени пыталась доказать, что Алексей I не выполнил свои обязательства перед крестоносцами. Однако другая, намного большая их часть занималась полномасштабным очернительством лично императора.
Реальный ущерб репутации Алексея I был нанесен не «Деяниями франков» и хроникой Раймунда Ажильского, а вереницей описаний, появившихся примерно в тот же момент, когда Боэмунд начал набирать людей для похода на Византию после возращения в Италию в конце 1104 года. В историях Крестового похода, написанных Робертом Реймсским, Бальдериком Дольским и Гвибертом Ножанским около 1107 года, широко используются «Деяния франков» – хронисты в точности повторяют очерняющие императора факты. Все трое пишут о радости, которую якобы испытал Алексей I, узнав о разгроме Крестьянского крестового похода в 1096 году
{870}. Пересказывая «Деяния франков», они сухо отмечают, что император не поехал в Антиохию, потому что был трусом
{871}.
Но три хрониста не остановились на таком пересказе и подробно рассказали о мнимых недостатках и ошибках императора. Особенно изобретательным оказался Гвиберт Ножанский. «Мать императора, – писал он, – была ведьмой, хорошо владевшей приемами черной магии». Алексей I же был таким чудовищем, что издал указ, согласно которому семьи, имевшие больше одной дочери, должны были отдавать одну из них в проститутки; деньги, вырученные от продажи ее услуг, шли на пополнение императорской казны. Семьям, в которых было несколько сыновей, он приказал отдавать одного из них в евнухи. «Неудивительно, что, когда столько молодых людей лишились способности к деторождению, Алексею I потребовалась помощь Запада», – писал Гвиберт
{872}.
Такие нелепые обвинения быстро распространялись по Европе и дополнялись историками, которые работали в XII веке и позднее. В одной из историй отмечалось: Алексею I удалось победить Роберта Гвискара в 1085 году лишь потому, что он сказал супруге норманна, будто возьмет ее себе в жены, если она даст смертельный яд своему мужа, что она и сделала с готовностью
{873}. История была подхвачена и приукрашена другими историками, например Роджером из Ховдена. Этот историк писал, что Алексей I действительно женился на Сишельгаите и сжег ее заживо сразу после того, как короновал в императрицы
{874}.
В первые годы XII века враждебность по отношению к византийскому императору быстро усиливалась. Это был человек, как писал историк Вильям Мальмсберийский, «больше известный своим вероломством и лукавством, чем честным поведением»
{875}. По труду архиепископа Гийома Тирского, писавшего на несколько десятилетий позже, видно, как к Алексею I относились в государствах, основанных крестоносцами. «Алексею I нельзя доверять», – писал архиепископ. Император «подобен скорпиону; потому что, хотя вы не боитесь его морды, вам нужно стараться избегать уколов его хвоста»
{876}.
Такая точка зрения преобладала в течение столетий. В XVIII веке, например, Эдвард Гиббон воспроизвел карикатурный средневековый образ Алексея I. «Мне следует сравнивать императора Алексея I, – писал он, – с шакалом, который, говорят, следует по стопам льва и пожирает оставшиеся после него объедки». Даже императрица Ирина, утверждал Гиббон, была невысокого мнения о своем муже и разделяла взгляды других. Поэтому после смерти императора она приказала написать на его могиле эпитафию «Ты умер так, как ты жил, – лицемером»
{877}.
Репутация императора Алексея I так никогда и не восстановилась, а кампания по его очернительству серьезно повлияла на понимание сути и объяснение результатов Первого крестового похода. Императора едва упоминали в описаниях похода на Иерусалим, особенно в рассказах о его причинах – после споров в Антиохии имя Алексея I было вычеркнуто из истории. Латиноязычные хронисты в те годы сознательно «отодвинули» его в сторону, и с тех пор Алексей I так и оставался на периферии – просто как случайный участник кампании.
Можно даже сказать, что успехи Алексея I в Деволе в 1108 году лишь укрепили его негативный образ. Западные хронисты стремились изо всех сил оспорить его претензии на то, что считалось по праву принадлежавшим крестоносцам, в первую очередь на Антиохию. Между прочим, Боэмунд так никогда не вернулся в город, чтобы занять свою новую «должность». Это означало, что власть императора в Антиохии осталась чисто номинальной. Послам, направленным императором к Танкреду с целью принудить его выполнять условия Девольского договора, оказали очень сдержанный прием; норманн отказался принимать требования императора, заявив послам, что не отдаст власть над Антиохией даже в том случае, если его противники придут к нему с «огненными руками»
{878}.
