Одиночество было таким нестерпимым, что поехал он не домой, а в фирму, отлично понимая, что эпизодическими появлениями только вносит сумятицу в отлаженную работу предприятия.
«Найду убийцу и начну нормально работать», — пообещал себе Виктор, отпирая кабинет.
На какое-то время он отвлекся. Сначала совещался с генеральным, потом с инженерами, понимая при этом, что на него смотрят как на досадную помеху. Впрочем, мнение окружающих его всегда волновало мало.
О деньгах, которые привез откуда-то Сергей, он вновь подумал только вечером, по дороге домой. И сразу же вспомнил недавний разговор с Алиной про «неплохого парня», который пытался ограбить банк.
Кучу наличных можно взять только там, где они спрятаны. А если не знаешь точного места, требуется время, чтобы деньги отыскать. Впрочем, связь между первой мыслью и последующей показалась Виктору Федоровичу уж совсем фантастической.
По дороге домой Настя обдумывала мелочи, которые должны улучшить коллекцию. Хотелось немедленно сесть за компьютер, но сначала она заглянула в шкаф. Дорожная сумка Сережи лежала там, куда она утром ее пристроила. А чужой сумки не было.
Насте вдруг стало так жалко, что она не заглянула в эту чужую сумку, так обидно, что она опустилась на пол рядом с распахнутым шкафом, словно у нее не было больше сил стоять. А потом, почти сразу, ей стало стыдно и страшно. Что-то с ней происходит чудовищное, у нее теперь потребность рыться в Сережинах вещах. А заодно и в телефоне, проверить, с кем он разговаривал, хотелось даже сильнее, чем покопаться в сумке.
Настя заставила себя встать, захлопнула шкаф, несколько раз прошлась по квартире, как рысь по клетке в зоопарке. В прошлом году они с Сережей от нечего делать забрели в зоопарк и постояли какое-то время, наблюдая, как рысь мечется за железной решеткой. Наверное, рыси хотелось в тайгу, на волю, Насте было ее жалко.
Сейчас ей было жалко себя.
«Это не я, — подумала о себе Настя. — Это происходит не со мной».
— Не хочу! — произнесла она вслух и, остановившись, схватилась руками за щеки.
Она начала разговаривать сама с собой. Она, наверное, сходит с ума.
«Не хочу, — сказала себе Настя мысленно. — Это не жизнь».
Не верить Сереже хуже, чем остаться без него.
Она достала телефон из сумки, подошла с ним к окну и, когда Сережа ответил, спросила:
— Ты где?
— В машине, — неохотно ответил он. — Настя, я завтра приеду.
То ли в трубке послышался женский голос, то ли ей уже везде мерещатся чужие женщины. Теперь так будет всегда, она будет ему звонить и прислушиваться к чужим голосам.
— Сережа, куда ты едешь? — дышать было трудно, и разговаривала она странно, чужим голосом.
Голосом истеричной бабы.
— Настя, я приеду и все тебе расскажу.
— Куда ты едешь?! — закричала Настя. — Ты мне изменяешь!
— Ты что, спятила? — прошипел он. — Прекрати! Я завтра приеду. В крайнем случае, послезавтра.
Сначала завтра, потом послезавтра. Потом окажется, что через неделю, а потом никогда.
Ей мог померещиться голос в трубке, но женщина, которую он обнимал на офисной стоянке, ей точно не померещилась.
— Я от тебя ухожу! — Настя постаралась не переходить на крик. — Ты все время мне врешь!
Он сказал, что приехал на поезде, но она же видела грязную машину.
Сережа что-то заговорил, но Настя не стала слушать, бросила телефон в сумку, огляделась.
Нужно собрать вещи, чтобы больше здесь не появляться. Настя опять открыла шкаф, посмотрела на дорожную сумку. Прикасаться к ней было противно.
«Приеду, когда он будет на работе, — успокоила себя Настя. — Приеду и спокойно все соберу».
Тренькнул телефон — пришла эсэмэска. Не надо было читать, но Настя не удержалась.
«Не сходи с ума. Все в порядке».
Хотелось выбросить телефон, но этого она позволить себе не могла. Могли позвонить родители, Катя. Сообщения из банка приходили на этот номер. Впрочем, разобраться с банком несложно, она отлично знала, когда списывались деньги со счета фирмы.
Настя сняла шелковый костюм, в котором ездила на работу, надела джинсы, кофточку из хлопка, сняла с вешалки ветровку. Вечером может похолодать.
Около своей машины задержалась, но потом решила ехать на электричке. Автомобилистов сейчас ждут самые пробки.
Тротуар у метро был огорожен дорожными щитами — то ли плитку укладывали, то ли непонятно для какой надобности рыли бесконечные канавы. Утром это ее не раздражало, а сейчас, ступая на узенькую оставленную пешеходам дорожку, Настя почувствовала себя совсем ненужной в этом городе.
Сидячих мест в электричке не оказалось, и, стоя в тамбуре, она пожалела, что не поехала в Ирину квартиру. На даче Алина, Леночка, с ними придется о чем-то разговаривать, а у Иры можно запереться, как в норе.
Впрочем, совсем забиться в нору не удастся. Ира дружила с соседкой Кариной, и с Кариной тоже придется как-то объясняться.
Утром Алина играла с Илюшей на участке, потом уложила его спать, потом снова смотрела, как ребенок возится у бассейна. А потом стало совсем тоскливо, и она позвала сына:
— Пойдем гулять, Илюшенька.
Маме она позвонила, подходя к магазину. Утром мама собиралась ехать в Москву, постричься у знакомой парикмахерши. Парикмахерша стригла отлично, в их городке таких мастеров не было. Стрижка стоила дорого, но мама на это денег не жалела.
Не повезло, мама еще не приехала. Алина заглянула в магазин, но там оказалось несколько покупателей, и поболтать с Машей тоже не удалось.
Алина вышла за ограду поселка, миновала железнодорожный переезд, свернула на узкую дорожку, ведущую к большому пруду.
Ольгин брат Антон появился неожиданно, вышел из-за кустов, растущих по краю дорожки, и с удивлением на нее посмотрел.
— Привет! — улыбнулся Антон и кивнул на Илюшу. — Твой?
— Мой, — хмуро кивнула Алина.
— Здорово! — наклонился Антон над коляской и потряс малыша за руку.
— Лово! — обстоятельно откликнулся Илюша. Алина улыбнулась.
— Куда направляешься? — это Антон спросил уже у Алины.
— Гуляю.
Наверное, он тоже гулял без дела, потому что молча пошел рядом.
Он не только молчал, он и на Алину совсем не смотрел, только почему-то она перестала чувствовать себя одинокой.
— Застроят все, — кивнула Алина на виднеющиеся за деревьями башни квартала-новостройки. Просто так сказала, чтобы хоть что-то сказать. — Совсем гулять будет негде.
Антон промолчал. Как будто не слышал.
Ну и черт с ним.
