Нужно было повернуться и уйти, но Алина словно приросла к месту. Сердце глухо застучало, а плечам стало холодно под жаркими солнечными лучами.
— Хотел тебя увидеть, — серьезно сказал Антон.
Темно-серые глаза смотрели на Алину не грустно и не весело.
Алина быстро развернула коляску и, не оглядываясь, пошла назад к воротам.
Глупо. Скорее всего, он просто хотел поговорить с ней насчет Лебедевой и всего остального, связанного с давним ограблением. Она сама втянула его в свое расследование.
Сердце продолжало стучать, и озноб не проходил.
Только играя с Илюшей на участке, она снова почувствовала себя прежней. Наваждение, вызванное появлением Антона, рассеялось.
Наверное, она просто устала от нудной дачной жизни, вот и начинает придумывать себе то, чего и в помине нет. Антон теперь решит, что она законченная дура.
Алина переоделась в купальник, намазалась кремом и до самого обеда лениво покачивалась в гамаке, следя глазами за Илюшей.
Насте хотелось наверстать потерянное на пустые страдания время. Она проснулась чуть свет, приготовила Сереже завтрак, а потом долго и с удовольствием работала. Еще хотелось немедленно отправиться к Каракатице и заставить ее признаться, что она делала в больнице, но тут Настя себя сдержала. Сначала думают, а потом делают, учила ее Ира. А что сказать Каракатице, Настя еще не придумала.
Сегодня она впервые почувствовала себя окончательно излечившейся от временного помешательства, она снова стала нормальной и должна совершать обдуманные поступки.
Накануне Сережа приехал поздно, но никаких глупых мыслей у нее не появилось, она побежала вниз, услышав шум машины, и бросилась Сереже на шею, и очень жалела вычеркнутых из жизни дней.
— У поворота к нам авария, — объяснил Сережа. — Пришлось до следующего переезда ехать.
— До какого переезда? — машинально спросила Настя.
— Тут недалеко, километрах в четырех. Но пока с трассы выбрался, полчаса потерял.
— Да? — удивилась Настя. — Я думала, до следующего переезда дальше.
— Переезд недавно открыли, — Сережа принялся за ужин, который она быстро разогрела, и благодарно покивал — очень вкусно. — Про него мало кто знает.
Спрашивать, откуда он знает про недавно открытый переезд, Настя не стала. Ей было хорошо сидеть рядом с мужем и не хотелось думать ни о чем постороннем.
Потом она вычистила ему джинсы влажной щеткой, потому что он где-то их заляпал, хотя следить за собственной одеждой всегда было его обязанностью. А заодно протерла влажной тряпкой сумку, которую Сережа бросил у входа. Тряпка зацепилась за молнию, молнию пришлось подергать, и в сумку Настя заглянула. Там лежали какие-то бумаги, а еще пачка денег. Большая пачка, такую сумму наличных уже давно никто с собой не возит.
Настя закрыла сумку, ничего у Сережи не спросила и заставила себя про деньги забыть. Если захочет, сам расскажет. Сережа очень ее любит, и это главное, а все остальное не имеет значения. У него есть свои дела, и она не будет в них лезть.
Сегодняшней работой Настя осталась довольна. Оглядела напоследок новые модели и отправила их по электронной почте Кате.
Посмотрела на часы — Илюша сейчас наверняка спит. Вообще-то Насте больше хотелось поговорить с Каракатицей наедине, без Алины. Насте казалось, что одной ей будет проще разговорить женщину, но в этом случае Алина может обидеться, а обижать подругу Настя не хотела.
Илюша действительно спал. Подруги посидели на крыльце, прислушиваясь к звукам из дома.
— У Каракатицы предки квартиру купили, представляешь? — рассказывала Алина. — И не где-нибудь, а «У тихого пруда».
— Где? — не поняла Настя.
Солнце светило прямо в глаза, Настя пересела на ступеньку повыше, в тень от крыши дома. Тихо зашуршала листва под теплым ветром, Алина насторожилась, прислушалась, потом снова заговорила:
— Это жилой комплекс. Малоэтажные дома, представляешь! На краю города, считай, прямо в лесу. К ним даже свою дорогу сделали и переезд открыли.
— Сколько же там квартиры стоят? — опешила Настя.
— Прилично стоят, — проворчала Алина. — Понимаешь, что я имею в виду?
Настя кивнула. Что же здесь непонятного? Люди жили в старом доме с покосившимся забором, а потом взяли и купили квартиру в элитном жилом комплексе. Такое бывает, конечно, но верится в это слабо.
— Сколько денег украли у инкассаторов?
— Не знаю, — Алина зажмурилась и подвинулась, чтобы солнце не слепило сквозь листья яблони. — Ну уж, наверное, не сто тысяч.
Настя детского голоска не услышала, а Алина вскочила, метнулась в дом, через минуту вышла с Илюшей на руках.
Подруги накормили малыша и отправились к детской площадке. Илюше там очень нравилось, и времени на площадке они провели много. Жаль только, что Каракатица не появилась. На обратном пути прошли мимо дома Лебедевых, но и там ни Лизы, ни ребенка не увидели.
Виктор Федорович пытался собрать по осколкам все, что он знал и слышал от Алины и сына. Кто-то передал Ире записку с номером Славиной машины. Передал только сейчас, не три года назад. Почему?
Потому что три года назад сделать это было опасно. Первый вариант.
Потому что раньше не было физической возможности. Это второй вариант.
Вариантов, скорее всего, было много, нужно спокойно и неспешно их обдумать.
Он подошел к книжному шкафу, достал стоявшую там рамку с фотографией. Рамку ему подарила бывшая секретарша. Виктор подозревал, что долгое время секретарша была к нему неравнодушна, и очень ее жалел, потому что секретаршей она была отличной, а никакого иного интереса у него не вызывала.
Рамку секретарша подарила ему на день рождения. В то время она уже была не его секретаршей, а генерального, но бывшего шефа продолжала чествовать. Рамка была оригинальная, наверняка привезенная откуда-то из-за границы. Виктор крутил рамку в руках, не представляя, куда ее деть, а Слава пообещал — он привезет фотографию. И действительно месяца за три до смерти Ивана привез собственное фото на фоне недавно приобретенной машины, вставил в рамку, и рамка заняла свое место в книжном шкафу.
Ира видела ее сотню раз.
Номер машины на фотографии просматривался отчетливо.
На дачу Виктор Федорович поехал просто потому, что здесь, в Москве, точно не мог придумать ничего рационального.
Алины дома не было. Он прошелся по комнатам, ни к чему не прикасаясь, посмотрел с третьего этажа на участок, спустился вниз. Траву пора было косить, в последний раз ее косили прямо перед убийством Иры. Он, ошалевший от горя, вышагивал почти по голой земле и отводил глаза от мелких комьев земли, разбросанных у забора.
Сейчас место, где когда-то виднелись свежие комья, найти было невозможно. Он несколько раз прошел вдоль забора, раздвигая траву руками. Долгие дожди сровняли землю.
