Она его побаивалась, хотя Виктор Федорович всегда старался быть с ней ровным и даже ласковым.
Когда-то какая-то дура-подружка сказала его будущей жене про совсем еще молодого Виктора — тебе с ним трудно будет, он неласковый. Они со Светой потом долго смеялись над этой фразой. Он знал, жене с ним хорошо. И ему с ней было хорошо.
Потом ему хорошо было с Ирой, но он об этом не догадывался и не успел ей об этом сказать.
— Я не привез ничего, — покаялся Виктор Федорович. — День тяжелый был.
— Ничего, — быстро сказала Алина. — У нас холодильник забит. Мяса тушеного целая кастрюля, хотите?
— Хочу, — кивнул он. Есть ему не хотелось, но он не успел пообедать и понимал, что морить себя голодом глупо и недостойно. — Спасибо.
Алина скрылась на кухне. Он поднялся в детскую, постоял над кроваткой внука. Илюша показался ему бледным и худеньким, и у Виктора Федоровича тревожно сжалось сердце.
Он осторожно прикрыл дверь, на цыпочках прошел к Алине на кухню и неожиданно предложил:
— Ты скажи, если что-то надо купить. Я привезу.
— Ну что вы, у нас все есть, — повернувшись к нему от плиты, улыбнулась Алина, и он только теперь заметил, что глаза у нее заплаканны.
— Что с тобой? — Он быстро шагнул к снохе и, взяв ее за плечи, развернул к себе. — Алина, что случилось?
— Ничего, — она повела плечами, освобождаясь. — Так… Настроение плохое.
Он почти ничего не знал о ее родственниках. На свадьбе видел мать, расплывшуюся тетку неопределенного возраста. Поцеловал ей руку и перекинулся парой фраз.
Больше он мать Алины не видел и даже не знал, навещает ли она внука.
— Алина, — на всякий случай повторил он, садясь за стол. — Точно ничего не случилось?
— Точно.
Она поставила перед ним тарелку с тушеным мясом, положила вилку, нож.
— Вкусно, — похвалил он, положив кусочек мяса в рот. — Полиция больше не приходила?
— Нет, — Алина села напротив, подвинула себе чашку с чаем. — Зачем им приходить? Всех опросили.
Всех опросили, но никто ничего не видел и не слышал.
— Мерзкая погода. Не хочешь в Москву переехать?
— Подумаю. — Она отпила чай, посмотрела куда-то мимо него. — Такого холодного лета еще никогда не было.
— Человечество не слишком долго наблюдает за погодой, — усмехнулся Виктор Федорович. — Все когда-то было, даже ледниковые периоды. Переезжай в Москву, не простудить бы парня.
— В Москве тоже холодно. — Она продолжала смотреть в сторону, но уже не плакала.
Сейчас он мог подумать, что слезы невестки показались.
Виктор Федорович доел мясо, отодвинул тарелку.
— Поеду, Алина.
Провожая его, она опять вышла на крыльцо. Кроме Светы, никто так не делал, даже Ирина оставалась в доме, когда он уходил. Шла за ним только до двери, чтобы запереть замок.
Машину он остановил, выехав из поселка. Достал телефон, повертел в руках бросил на соседнее сиденье и взялся за руль. Он давно дал себе слово не вмешиваться в жизнь сына и этому правилу всегда следовал. Да и что он мог сказать Славе? Что нужно находить время для семьи? Славка и так это знает, не маленький.
Дождь не переставал, и неожиданно Виктору Федоровичу показалось, что такого тоскливого мрака, как сейчас на мокрой трассе, история действительно еще не знала.
11 июля, вторник
То, что они затеяли, было настолько нелепо, что Настя периодически тихонько хихикала, притаившись в углу Ириной комнаты.
— Твоя была идея, — напомнил Сережа.
Ему тоже было смешно. Он осторожно поглядывал в окно, пальцем отодвигая занавеску. Из окна хорошо просматривалось крыльцо.
Вообще-то в доме было два входа, когда-то планировалось, что семьи — Ирина и Настиных родителей — не должны мешать друг другу. Но вторую дверь давно не открывали, изнутри она даже была заставлена тумбочкой. Тумбочка была совсем старая, из прежнего бабушкиного дома. Мама утверждала, что ей больше ста лет. Тумбочку никто к себе в комнату брать не захотел, и она временно стояла у двери, подтверждая известную истину, что нет ничего более постоянного, чем временное.
Дождь равномерно постукивал по карнизу. Очень хотелось спать, Настя поймала себя на том, что даже отключилась на какое-то мгновение.
— Ложись спать, — предложил Сережа. — Иди к нам в комнату и ложись.
— Не хочу, — упрямилась Настя.
— Тогда ложись здесь, — наверное, он показал на Ирин диван, но Настя в темноте этого не увидела.
— Не хочу.
Темнота была почти абсолютной. Светились только окна Елены Анатольевны, но их Насте видно не было.
— Ира с Иваном Николаевичем познакомилась из-за меня. Я тогда маленькая была. — Настя все-таки на ощупь добралась до дивана, села, подложила под спину маленькую подушку.
— Да, ты рассказывала.
— У меня была ангина. Родители хотели меня в Москву везти, а кто-то из соседей дал им телефон Ивана Николаевича.
— Тише! — прошептал Сережа, послушал стук дождя и решил: — Показалось.
— Иван Николаевич очень хороший был, жалко, что ты его не знал, — Настя тоже перешла на шепот. — Ира ругалась, что им в любое время звонят, даже ночью, а Иван никогда никому не отказывал. Одевался и уходил из дома, кто бы ни позвонил. Ира говорила, что он один такой дурак на всю Россию.
— Ей не нравилось, что он такой бескорыстный? — Сережа опять отвел занавеску, вгляделся в темноту.
— Да все ей нравилось! На самом деле она им гордилась. Иван Николаевич действительно был замечательным доктором. А деньги, когда ему предлагали, брал, не отказывался. Конечно, когда лечил во внеурочное время. Такого, чтобы Иван Николаевич вместо бесплатной помощи деньги брал, не было. Это даже представить невозможно! Сережа, который час?
Сережа отошел от окна, посмотрел время на экране телефона.
— Без десяти два. Ложись!
— Ты думаешь, он не придет?
— Не знаю, — серьезно ответил муж. — Елена Анатольевна тетка здравомыслящая, на психопатку не похожа. Если говорит, что видела в окошке свет, значит, так и было. И уж точно она не стала бы в полицию просто так звонить. Я думаю, кто-то здесь был и что-то искал. А вот нашел ли, неизвестно.
— Сережа, ложись ты, — решила Настя. — Поспи, тебе на работу завтра. А я подежурю.
— Ты у меня бравый караульный.
В конце концов они заснули оба. Посидели, обнявшись, потом Настя ушла в их комнату, а Сережа лег на диване в коридоре, уверенный, что обязательно проснется при любом шорохе.
Все это выглядело смешно и нелепо, только в Иру кто-то выстрелил всерьез.
