Книга Такое разное будущее, страница 240. Автор книги Станислав Лем

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Такое разное будущее»

Cтраница 240

Лифт поднимался все выше, на табло мелькали номера этажей, контакты тихонько цыкали, отблеск матовой лампы дрожал на палисандровом потолке кабины; вдруг, минуя очередной этаж, я действительно увидел его через двойное стекло дверей кабины и коридора. Он стоял в куцем своем пиджачке, слегка скривившись, задумавшись, и притом блаженно, – заметил он меня или нет? Плохо понимая, что делаю, я быстро присел на колени, на маленький коврик, постеленный на полу кабины. Через замочную скважину я посылал взгляд наружу, к приближающемуся месту встречи, оставаясь невидимым…

Лифт уже притормаживал. Я увидел старательно начищенные туфли, потом черный халат, вернее, ряд пуговиц: это была сутана! Священник! Священник у самых дверей, в коридоре, он ждал меня! Лифт еще подрагивал, замедляя ход на подъеме, когда я резким нажатием пальца послал его вниз. Почуял измену? Нет – я вообще не знал, что думать, но теперь, когда он опускался, мерно, мягко и сонно, я почувствовал себя по-настоящему в безопасности. Опять цыкали контакты, горела матовая лампочка, моя маленькая, ах, до чего же уютная комнатка бесшумно проваливалась сквозь Здание; когда первый этаж был совсем рядом, я опять нажал кнопку, и лифт пошел вверх.

Примостившись на коленях, я наблюдал, что происходит снаружи. Мелькали разрезы этажей, глухая стена, пол, чьи-то ноги, потолок, снова голая, кирпичная шахта, снова пол… и второй раз промелькнул следователь в пиджачке в полоску, он терпеливо ждал лифта, скривив уголок рта, – эта сцена исчезла, запав в глубь стены, словно опустился каменный занавес… Кабина плыла дальше.

Я затаил дыхание. Приближался девятый этаж. И вот я увидел – по кусочку, потому что вплотную, – священника. Он тоже ждал. Снова вниз – и снова мимо следователя; невидимый, затаившийся, я ловил их взглядом по частям, словно брал пробы…

Каждый из них в отдельности стоял как бы нехотя, тихонько переступая с ноги на ногу, скромно, рассеянно, каждый сохранял на лице безразличное, нейтральное выражение, но я, рассекая Здание своими бросками вверх-вниз, накоротко замыкая этажи, перескакивая от одного лица к другому, бледнел, ибо их выражения складывались: уголок рта следователя – с опущенной губой священника, вместе это уже была улыбка, разделенная на этажи, и я задрожал, потому что улыбался не каждый из них в отдельности, но лишь оба они, в сумме, точно это было само Здание; и когда лифт спустился на первый этаж, я выбежал из кабины, оставив ее пустой, с открытыми дверьми, заполненную только упорным жужжанием, – ее вызывали теперь непрерывно, едва ли не со всех этажей. Но я уже был далеко.

Итак, священник предал. Мои ожидания оправдались. Я еще усваивал этот вывод, фермату бесславно зачатого заговора, когда до моего сознания дошло, что я на первом этаже. Где-то совсем недалеко находились овеянные легендой, знаменитые Ворота – выход из Здания.

Я все еще шел, но уже иначе – столь резкой была перемена. Это был не коридор, а скорее зал, очень высокий, просторный, с колоннами. Издали донеслось каменное эхо шагов. Они удалялись. Если не считать их, кругом было пусто. Я предпочел бы увидеть здесь больше людей, движение, толпу, в которой можно было бы затеряться. Потому что я собирался выйти. Это была последняя возможность. Отчего я до сих пор не подумал о бегстве, о попытке избавиться ото всего сразу, вместе с Миссией, инструкцией – верней, ее видимостью, вместе с мнимым заговором, который сорвался? Вряд ли это можно было объяснить одним только страхом; разумеется, я боялся, что охрана меня не пропустит, потребует пропуск, но я по крайней мере мог бы строить планы бегства, между тем я о нем и не задумывался. Почему? Потому что мне некуда было идти, некуда возвращаться? Потому что Здание могло достать меня всюду? Или, вопреки всему, наперекор здравому смыслу и геенне, через которую я прошел, я еще не совсем потерял веру в эту несчастную, трижды проклятую Миссию, и она еще теплилась во мне как последняя опора, последний оплот?

Издалека я уже видел Ворота. Они были приоткрыты. Никто их – о ужас! – не охранял. Поддерживаемый мощными столбами плафон высился над большим, как церковный придел, вестибюлем – глухим, пустынным, лишенным даже эха, – и тут я заметил его.

Это был второй встреченный мною солдат. Как и тот, что нес вахту перед чьей-то смертью, он стоял немой, напряженный, неестественно застыв с расставленными ногами, держа ладони в белых перчатках на автомате, мертвенностью своей фигуры отрицая собственное существование, словно бы говоря, что он – это уже не он, потому что сюда его поставило Здание.

Он стоял между колоннами, в каких-то двадцати шагах от меня. Ворота с вертикальной, полной белого света щелью оставались приоткрытыми – пустись я бегом, я был бы там прежде, чем он успеет выстрелить. «А если и успеет – пускай, – подумал я. – Хватит уже полумер, боязливой покорности судьбе, надежды, которая на самом деле – самообман, я уже столько раз оскотинивался и расскотинивался! Хватит этого! Хватит! Хватит!!!»

Я поравнялся с часовым. Он смотрел сквозь меня в пространство, ни о чем не спрашивая, словно не видел меня – словно меня вообще не было! Вот она, щель! Щель, полная белого света!!

Шесть длинных каменных ступеней вели вниз, к Воротам. Я остановился на предпоследней.

Тот, в ванной, ждал меня. Я сказал ему, что приду. Да – но он был шпион, провокатор, иуда, как и все они, и даже не особенно это скрывал. Велика ли беда – подвести провокатора? Предать предателя?

Однако же он сказал мне о докторе, подставке и лилейной – выходит, знал. Стало быть, знал и то, что я убегу, что я не вернусь к нему, – как же мог он требовать моего возвращения, домогаться, чтобы я ему это пообещал? Неужели, несмотря ни на что, он действительно на это рассчитывал? Откуда бралась его убежденность?

Пойду, решил я. Это будет последний шаг. А потом убегу, и тем самым мое бегство станет чем-то гораздо большим – вызовом, брошенным всему Зданию, ведь я мог действовать скрытно, коварством и ложью, как оно, а буду вести себя так, как если бы меня озарял свет милосердия, добросердечия и всечеловеческой благодати.

Я повернул назад, прошел рядом с застывшим часовым, и по ступеням, а потом коридорами, вернулся в лифт. Он был пуст. Маленькая комнатка окружила меня красным плюшевым полумраком, я нажал кнопку, послышалось далекое, еле различимое пение электромоторов, защелкали реле уходящих вниз этажей, я поплыл в Здание, сквозь кирпичные и известковые разрезы его незыблемых стен.

И коридор, знакомый, белый, в бликах отливающих лаком дверей, вел меня длинной дорогой, мимо одиночных офицеров с папками и без папок, седоватых, узкогрудых и плечистых, а последний, попавшийся мне навстречу за несколько шагов до ванной, был добродушен, толст и посапывал, с явным трудом волоча целую охапку бумаг…

Я закрыл за собой внешнюю дверь. Первая комнатка была пуста, но ее заполнял регулярный металлический звук, чрезвычайно упорный и отчетливый, словно усиленный тишиной. Это капала из крана вода.

Я нажал на дверную ручку, вздохнул, заикнулся и онемел.

Он лежал в ванне, полной воды, голый. Как кабан с перерезанным горлом. Мокрые волосы превратились в сплошную блестящую скорлупу, на виске беловатую из-за седины, – потому что голова у него была свернута набок, в сторону кафельных плиток, и лицо погружено в воду; а стиснутая, скорчившаяся рука еще держала бритву. Кровь ушла из ужасной раны в воду и смешалась с ней – но не целиком; вглубь еще уходили более темные изгибы и струйки.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация